Торфинн весело смотрел на братьев.
— Из одного племени, говоришь, — повторил он. — Я хорошо знаю ваш народ, мои маленькие болотные друзья. Ваши бесконечные войны доставили мне немало веселых минут. С каких это пор морасты стали стричь волосы? Может быть, ты ходил в разведку, храбрый… как тебя звать-то?
— Мела, — ответил пленник.
— Ну так что, Мела, как насчет кровушки? Лошадку высосешь или довольствуешься стражником? Могу подарить тебе кого— нибудь… Хотя бы Одо Брандскугеля, он у нас самый упитанный.
— Если ты и вправду хорошо знаешь наш народ, — сказал Мела,
— то не болтай глупостей…
Стражник, державший Мелу, сильно ударил его по лицу. Мела замолчал. Одна щека у него запылала.
— Хорошо, хорошо, — сказал Торфинн, — я понял. Ну, так в честь чего короткие волосы?
Мела не колебался ни секунды.
— Я вор, — сказал он ровным голосом. — Мой вождь Фарзой срезал мои косы и велел изгнать за край жизни.
Торфинн бесцеремонно оглядел его с головы до ног.
— Вальхейм, тебе не кажется, что это какие-то второсортные морасты?
Вальхейм не ответил. Ему было безразлично. Эти двое, которые сперва назвались людьми из мира Ахен, а потом оказались болотной нечистью, вызывали у него гадливость.
Черные глаза Торфинна остановились на Аэйте и, казалось, пригвоздили его к полу. Аэйт сжал в кулак левую руку с врезанной в ладонь разрыв-травой.
— Этого заморыша — в подвал, — распорядился маг.
Не опуская сабли, Ингольв кивнул второму стражнику, и дюжий детина (это как раз и был Одо Брандскугель) легко скрутил маленького Аэйта. Мальчик яростно отбивался, пока удар огромного кулака не погрузил его в темноту. После этого Брандскугель взял его под мышку и вынес.
Ингольв проводил стражника холодным взглядом и вложил саблю в ножны. Теперь он вновь был бесстрастным и высокомерным слугой всемогущего Торфинна.
Чародей кивнул в сторону Мелы.
— Ингольв, забери у него меч.
Ингольв молча вынул меч из ножен, висевших за спиной пленника, избегая встречаться с ним глазами, и осторожно положил его на стол поверх гадальных карт.
— Интересно, — пробормотал Торфинн, сгибаясь над мечом. — Какой сильный оружейник его ковал… От клинка просто жаром пышет. Как зовут вашего кузнеца?
— Этот меч ковал Эоган, если его имя что-нибудь говорит тебе,
— ответил Мела.
Торфинн замер.
— Я знаю всех, кто наделен темной силой, — вымолвил он, наконец, все еще не веря услышанному. — Не тот ли это Эоган с Элизабетинских болот, что отрекся от темноты, но не сумел прийти к свету?
— Возможно, — сказал Мела. — В отличие от тебя, Черный Торфинн, я не вожусь с теми, кто наделен темной силой.
Торфинн, казалось, не заметил укола. Ударив ладонями по столу, он закричал срывающимся голосом:
— Если ты мораст, то откуда у тебя меч, выкованный Эоганом?
— Я снял его с тела убитого врага, — сказал Мела. Он почувствовал на себе пристальный взгляд Вальхейма и досадливо тряхнул головой.
Торфинн, страшно побледнев, оперся локтями о стол и закрыл лицо ладонями. Мела видел, как набухли синие вены и как бьется жилка у сухого жилистого запястья чародея.
— Странник, вооруженный чужим оружием… — прошептал он еле слышно.
Ингольв быстро подошел к старику.
— Вам плохо, ваша милость?
Торфинн поднял голову и посмотрел на своего слугу сквозь раздвинутые пальцы. Огонь, пылавший в черных глазах, погас.
— Ингольв… — с трудом выговорил маг.
— Я здесь, ваша милость.
Торфинн помолчал и вдруг заговорил, задыхаясь:
— Убей, убей его, убей как можно скорее… — Он отнял руки от лица, постаревшего и осунувшегося за несколько минут. — Он — моя смерть, Вальхейм! Убей его!
Склонившись, Ингольв поцеловал его руку.
— Не беспокойтесь ни о чем, ваша милость. — Он взял меч Гатала, смахнув попутно несколько карт из колоды на пол. — Дагоберт, — обратился капитан к стражнику, который держал Мелу,
— выведи его во двор.
Стражник, широкоплечий детина почти одного роста с капитаном, кивнул и потащил Мелу к выходу. Торфинн смотрел им вслед с безнадежным отчаянием.
— Что же случилось с ним, — шептал он, обращаясь к самому себе, и Вальхейм понял, что старик говорит о Синяке. — Что же он сделал с собой? Почему ко мне пришла смерть?
