— Вы устали, ваша милость, — осторожно сказал Ингольв. — Позвольте, я провожу вас…
— А! — Торфинн резко оттолкнул его от себя, и беспорядочно взмахнув несколько раз рукой, в крайнем раздражении побрел в сторону донжона. Он сутулился и приволакивал левую ногу, чего никогда прежде не делал. Сейчас Ингольв был готов отдать что угодно ради того, чтобы Торфинн снова стал прежним — жестоким, властным и мудрым.
— Аэйт!
Юноша застонал и замотал головой, отгоняя назойливый голос. Он еще не до конца очнулся от полубессознательного состояния, в которое погрузил его мощный кулак Одо Брандскугеля. Вокруг царил непроглядный мрак. Пошарив, Аэйт нащупал влажные камни и полуистлевшую подстилку, источавшую нестерпимое зловоние. Он сел, опираясь спиной о каменную стену.
— Аэйт!
Голос, полный тревоги, звал и звал его, и юноша чувствовал, что начинает ненавидеть собственное имя.
— Кто здесь? — прошептал он.
Настала тишина — такая глубокая, что у него зазвенело в ушах. И вдруг голос вспыхнул прямо у него в мозгу:
— Аэйт, ты слышишь меня? Аэйт!
Аэйт сжал уши ладонями и стиснул зубы. Чужая тревога измучила его. Исподволь подбиралась она к нему все это время и, наконец, воспользовавшись его слабостью, сумела завладеть им. На несколько секунд снова стало очень тихо, а потом что-то рухнуло в мире, и Аэйт почти наяву, смутно, как сквозь взволнованную воду, различил знакомое смуглое лицо Синяки.
— Не может быть! — шепнул Аэйт.
— Это я, — торопливо сказал Синяка. Голос шелестел из немыслимой дали, но слова звучали вполне отчетливо. — Благодарение богам, ты меня слышишь.
— Ты где?
— Я далеко, в мире Ахен…
— Синяка, — пробормотал Аэйт, с трудом соображая, — скажи, где Мела?
— Не знаю. Я слышу только тебя и то с большим трудом.
— А я тебя даже вижу… Почему Торфинн так поступает?
— Я не могу увидеть Торфинна, — шептал голос. — Если я начну подсматривать за ним, он сразу это почувствует.
— Да, да… — сказал Аэйт. — Я понял.
— Опасно разговаривать даже с тобой. Аэйт, разрыв-трава при тебе?
— Она теперь навсегда при мне.
— Слушай меня. У нас почти нет времени. Выберись из подвала. Тут должна быть дверь с засовом. Только будь аккуратен. Потом найди в замке человека по имени Ингольв Вальхейм. Он тебе поможет.
Аэйт вздрогнул.
— Кто?
— Ингольв Вальхейм, — повторил Синяка. — Больше никому не верь.
— Что ты такое говоришь, Синяка?
— Я знаю, что говорю.
— Вальхейм? Ты не ошибся? — Аэйт пошевелился и скривил рот: очень болела голова. — Начальник стражи?
— Да.
— Я его видел. Это верный пес Торфинна. Жестокий, как его хозяин, а может быть, и похуже.
— Аэйт, делай, что велено. Найди Вальхейма и доверься ему. Я знаю этого человека лучше, чем ты. Добрым он никогда не был, это правда, но он не предаст тебя. В их семье все такие…
— Синяка, ты рехнулся.
— Я ухожу, — еле слышно донесся голос. — Аэйт, делай, как я сказал…
Торфинн поднял голову, слабо улыбнулся.
— Ингольв, — сказал он, стиснув хрустальные шары на подлокотниках своего кресла, — что ты знаешь о скальных хэнах?
Вопрос был жалким подобием насмешки.
— Что их не бывает, — ответил Вальхейм и тоже попытался улыбнуться.
— Да… — выдохнул Торфинн, откидываясь на прямую высокую спинку кресла, похожего на трон, и замолчал, погрузившись в мрачные мысли.
Ингольв терпеливо ждал, стоя перед ним в неподвижности. Наконец, Торфинн, казалось, принял какое-то решение. Он хлопнул ладонями по подлокотникам и выпрямился.
— Возьми кристалл, — велел он, указывая на медный треножник, служивший подставкой большому прозрачному шару.
Ингольв осторожно поставил треножник перед чародеем. Узкая ладонь Торфинна провела над поверхностью камня. Заклубился легкий белесый туман, который почти сразу же развеялся.
— Смотри, — сказал Торфинн.
Ингольв послушно склонился над кристаллом и увидел небольшую пещерку. Красные стены пещерки были испещрены белыми пятнами, словно кто-то забрызгал их молоком. У входа горел небольшой костерок, возле которого на корточках сидели два странных существа с коричневой кожей, маленькими круглыми светлыми глазками, поблескивающими в свете огня. Их волосы невероятного огненного цвета были всклокочены; тени, плясавшие на стене, казались чудовищными. В целом человечки производили впечатление забавных и вполне безобидных существ. В том, как они жались друг к дружке, безмолвно глядя на огонь, было что-то очень трогательное.
