Мела посмотрел в глаза человека, который второй раз хотел убить его, и увидел в них страх и бессильную злобу.
Мела сказал:
— Вот Фарзой, сын Фарсана, который назвал меня вором и решил, что я убью его за это. Он свободен и может идти, куда ему вздумается. Я не хочу, чтобы кто-нибудь здесь боялся или ненавидел. Я хочу только одного: мира.
— Ты хорошо говоришь, Мела, — крикнул Инген, и воины с полосатыми щитами повернулись в его сторону. — Извини, что не величаю тебя сыном реки.
Мела нашел его взглядом и кивнул.
— Здравствуй, Инген. Называй меня, как хочешь.
— Спасибо, — сказал Инген, криво улыбаясь.
Они с Мелой были одногодками и в детстве часто дрались.
— Ты говоришь нам о примирении, ты решил принести на болота мир. Ты считаешь, что возможен союз между исконными врагами.
И это хорошо согласуется с бесспорной истиной «Не вечно же драться, и когти притупятся», неожиданно подумал Мела и еле заметно улыбнулся, вспомнив бога в святыне скальных хэнов.
Инген оборвал эти воспоминания.
— А кто вернет погибших, Мела?
Мела перестал улыбаться.
— Погибших никто не вернет. И ты знаешь это не хуже меня.
— Кого ты привел в наш поселок? — упрямо сказал Инген. — Кого мы должны назвать братьями? Наша кровь — на их руках…
— И их кровь — на ваших, — сказал Мела.
— А ты сам, Мела, разве не убивал их? — выкрикнула Фрат.
На миг их глаза встретились опять. Злое лицо Фрат слегка раскраснелось, черные брови сдвинулись под белой челкой.
— Убивал, — сказал Мела. — И тебе это хорошо известно, тень Фратака.
— А потом стал убивать морастов? — спросила девушка, дернув углом рта.
— Нет, — сказал Мела. — Клянусь тебе, Фрат.
Тихо запели бубенцы в волосах Асантао, когда колдунья тряхнула головой и вмешалась в разговор:
— Обо всем позаботится время. Если мы начнем лечить эти раны сегодня, то спустя несколько лет мир станет прочным. И многие из нас сумеют забыть о ненависти.
— Я — нет, — сказала Фрат.
Асантао грустно посмотрела на девушку.
— Ты — нет, — согласилась она. — Но другие — возможно, да.
Оставленный всеми, Фарзой медленно отходил назад. Его провожали глазами, но давали дорогу. Может быть, слишком поспешно.
Асантао запела, и Мела больше не думал ни о Фрат, ни о старике. Он не отрывал взгляда от маленькой колдуньи.
Подняв руки к Золотому Лосю и раскачиваясь на носках, Асантао пела под легкий перезвон бубенцов. Она склоняла голову то вправо, то влево, встряхивая плечами после каждой законченной строфы гимна. Постепенно она стала убыстрять танец, и, отвечая ее голосу, Золотой Лось начал разгораться. Но не гневным алым светом, а праздничным золотом, точно ясновидящая зажгла второе солнце под серыми облаками.
Она повернула руки ладонями вперед, и Мела увидел, что они выкрашены охрой. Потом провела по лицу, оставляя на своих щеках красные полосы, вытянулась, простирая руки к Лосю, и застыла. Несколько секунд царила тишина. По телу Асантао прошла дрожь; она пронзительно закричала; бубенцы затряслись на ее спине. На Око Хорса невозможно было поднять глаз — оно ослепляло. Золотой свет начал медленно заливать Асантао, и вот уже не тонкие косички, а солнечные лучи падают на ее плечи; сияние струится по рукам, по лицу. Сам собой загудел за ее спиной медный колокол, и низкий гул слился с нежным перезвоном бубенцов. И никого на свете не было прекраснее Асантао.
Мела сделал шаг вперед и опустился перед ней на колени, склонив голову. Две ладони, горящие охрой, протянулись ему навстречу, и певучий голос проговорил:
— Отдай мне Темный Илгайрэх, Эохайд, сын Реки. Отдай мне меч, созданный для побед, Мела, старший сын Арванда. Отдай мне оружие, не ведающее покоя, мальчик, который стал вождем…
Мела вынул из ножен прекрасный длинный клинок и прикоснулся к нему губами. Сталь была ледяной.
Охряная рука коснулась рукояти, и Мела разжал пальцы.
Асантао подняла меч над головой.
Он запылал.
По рукам Асантао пробежали искры. Ее глаза отражали багровое пламя. Она заговорила:
— Слушайте! — сказала она. — Слушай, Элизабет, и народ, живущий на ее берегах. Слушай Илгайрэх, Кующий Победы! Война уходит из нашего мира, как уходит под землю темный огонь.
