Я крепко зажмурилась, будто это могло избавить от тоски по нему. Как мне его не хватало… В Программе Релм был для меня всем, и вспоминать об этом больно, потому что сейчас я не уверена, не притворялся ли он тогда.
– Да, было хорошо, – тихо отозвалась я.
– Если тебе… – Он замолчал, и в горле у него что-то пискнуло, когда он сглотнул. – Если ты захочешь и здесь прилечь рядом, я не буду возражать. Обещаю, я ничего себе не позволю.
– Не могу, – просто ответила я. Даже не знай я правды о Релме и Панацее, я все равно не бросилась бы к нему в объятия. Я усвоила этот урок в ту грозовую ночь в его доме. Я люблю Джеймса, и нечестно притворяться, что это не так.
– Предложение остается в силе, Слоун. Я всегда буду тебя ждать.
На следующий день мы приехали на маленькую ферму у озера Тахо, расположенную в абсолютной глуши, как и обещала Даллас. Удивительно красиво. Вдоль границ участка растут мощные деревья, старый дом с шелушащимися белыми стенами и огромным, гостеприимным, изогнутыми линиями очерченным крыльцом пленяет сердце. Когда-то я мечтала поселиться с Джеймсом за городом, завести собак – но в этот буколический уголок меня занесло с группой мятежников. Жизнь не всегда идет по плану.
С одной сумкой на плече я вошла в дом и закашлялась от пыли. Но мне здесь нравилось ощущение удивительного покоя.
– Ферма принадлежит деду и бабке одной из мятежниц. – Даллас опустила взгляд. – Несколько месяцев назад ее повторно забрали в Программу, и с тех пор никаких известий. Так что пока ферма наша. – Она бросила сумку к ногам. – Нас здесь пока не найдут.
– Как здесь красиво, – восхитилась я, разглядывая висевшие на стене фотографии пожилой пары. Сразу видно – семидесятые годы: сплошные узоры пейсли и воротники с длинными уголками. Вспомнились дедушка и бабушка, умершие, когда я была еще маленькой; их фотографии висели у нас дома.
Дом, в который я никогда не вернусь… Стряхнув надвигающуюся хандру, я пошла осмотреться, чтобы отвлечься. Мне понравилась маленькая, не больше гардеробной, комната, где стояла односпальная кровать и больше ничего. Окно выходило на большой двор – ручеек вился в траве. Легко представить, что по утрам сюда приходят олени и резвятся зайцы. Улыбаясь своим фантазиям, я села на матрац и попрыгала, чтобы заскрипели пружины.
– Привет. – Кас сунул голову в дверной проем. Он здорово вымотался, проведя много часов за рулем. Длинные волосы спутаны, под глазами темные круги, не брился с самого отъезда. Интересно, давно он ходит таким замученным? Поглощенная своими делами, я ничего вокруг не замечала.
– Я забил душ первым, – сказал он. – Хочешь, по-рыцарски пропущу тебя вперед?
Я улыбнулась:
– Нет, тебе туда надо больше, чем мне.
Он прижал руку к груди:
– Я ранен в самое сердце! Будешь мыться холодной водой.
– Какой ты джентльмен!
Кас легко, игриво подмигнул, как подмигивал Даллас. Хотя мне полагалось ощутить себя членом компании, на деле я лишь сильнее почувствовала одиночество.
Я легла и накрылась простыней в надежде прогнать сном усталость. Я лежала и слушала, как в душе в коридоре льется вода. Но пустота в маленькой комнате стала невозможно огромной, и я спустилась на первый этаж в поисках жизни. Даллас сидела на диване, забросив ноги на подлокотник, и прокручивала что-то на экране своего телефона.
– Тебе что-нибудь нужно? – спросила она. – Ходишь как сирота.
Я постояла над ней. Неослабевающее напряжение между нами просто душило. Я могла бы колко ответить или уйти, как делала обычно, но тогда это никогда не уладится. Я сделала гримаску и села по-турецки на пол у дивана. Это пробудило в ней интерес. Даллас сунула телефон в карман.
– Мне очень жаль, – сказала я, глядя на выцветший рыжий ковер. – Мне очень жаль, что я влезла между тобой и Релмом. Я не хотела.
Даллас фыркнула:
– Ну-ну. Общество зиждется на благих намерениях – и посмотри, куда это нас завело.
Ее тон был достаточно резким, чтобы заставить меня уйти, но я удержалась. Нас ведь совсем мало осталось. Вот бы у меня была подруга, которой можно доверять!
– Если это тебя утешит, – продолжала я, – я не считаю, что он говорил всерьез. – Я не пыталась выгородить Релма, он тот еще засранец, но в его облике и взглядах, которые бросает на Даллас, я догадывалась, что она дорога́ ему больше, чем он готов признать. Я повернула голову. Даллас смотрела в потолок, стиснув зубы и выпятив нижнюю губу. Она скосила глаза на меня.
