Мне захотелось закричать, что я не люблю и никогда не любила Релма, напомнить, что Джеймс – мой Джеймс – пропал, а приступ жалости к себе Даллас может отложить. Но сейчас почти ночь, все устали, да и не могу я ее винить. Релм из каждого умеет вытащить самое худшее.
Релм показал нам ключи. Мы взяли сумки и пошли на второй этаж. Мотель был паршивый, с облупившимися желтыми стенами и безобразными зелеными дверями. Я скривилась. Кас понимающе кивнул.
– Отличный выбор, – сказал Релм, заметив наши лица. – Здесь принимают наличные и не требуют удостоверений личности. – Он остановился перед номером 237 и открыл дверь настоящим гостиничным ключом с брелоком с номером. В ноздри ударил запах застарелого табачного дыма. Пестрые одеяла на кроватях ветхие, плоские.
– Дыра, – сказала Даллас, заглянув в комнату.
Релм протянул ей ключ.
– Даллас, я…
Она выхватила ключ и подошла к соседней двери. Она не кричала, не повторяла сказанного в фургоне. Кас с некоторой опаской вошел в номер за ней. Я подождала, не пойдет ли Релм за Даллас, чтобы откровенно поговорить. Но он вошел в нашу комнату и скрылся за дверью туалета. Замечательно. Будет ли хоть один из нас когда-нибудь снова беспечным, будет смеяться, нормально жить?
Я заперла дверь и накинула цепочку, чувствуя себя героиней боевика восьмидесятых. Включила лампу у кровати. Открыв сумку, чтобы достать вещи, я увидела досье Джеймса. Я не смогу читать его одна.
Релм вышел и с непроницаемым лицом улегся на вторую кровать, заложив руки за голову и глядя в потолок. Я легла на свою кровать, слишком уставшая, чтобы умываться или переодеться.
– Ну так что, – устало начал Релм. – Что там было, на заправке?
Я никому не рассказывала, как встретила в клубе Келлана, который уже знал мое имя, и сейчас не знала, как начать.
– К тебе когда-нибудь подходили журналисты? – спросила я.
– Нет! – Релм сморщился, как от дурацкого вопроса. – А к тебе?
Я достала из кармана визитку Келлана и протянула Релму. Его глаза расширились. Он проворно схватил ее, оглядел и спустил ноги на пол, сидя на краешке кровати.
– Черт возьми, Слоун, откуда ты знаешь этого типа?
– Я видела его в Клубе самоубийц. Он ничем не выделялся, но откуда-то знал мое имя. Сначала я думала, он хендлер под прикрытием, о которых говорил Причард, но на заправке он вдруг подошел. Я очень испугалась, а он дал мне визитку, представился корреспондентом «Нью-Йорк таймс» и сказал, что следит за нашей с Джеймсом историей. Он просил информацию о Программе. По-моему, он прекрасно понимает, что там на самом деле с нами делают.
Релм повел пальцами по волосам, но внезапно убрал руку, оставив их взъерошенными.
– Мне это не нравится, – сказал он. – Не надо общаться ни с кем, кроме мятежников. По крайней мере, пока. Может, этот Келлан Томас работает на Программу.
– Возможно. – Я подложила подушку под спину, напряженно думая. – Но Причарду мы не поверили, а его забрали в Программу. – Я повернула голову. – Неужели ему действительно сотрут память?
Релм помолчал.
– Не исключено, что это уловка, чтобы нас выманить, – сказал он. – Причард создал Программу, как они посмеют?..
– Надеюсь, – пробормотала я. Сейчас я поговорила бы с Причардом дольше, выяснила бы, что еще он может рассказать. Умей я перемещаться во времени, я столько всего сделала бы иначе… Я прикусила задрожавшую нижнюю губу. – Скажи мне, что с Джеймсом все хорошо, – прошептала я.
– Не могу. Но если Джеймс тебя любит, он тебя найдет. – Релм повернулся ко мне. – Я же нашел.
Джеймс меня любит, хотя Релм и пытается спорить, но после его отъезда прошло уже два дня. Два дня без единого слова, без новостей. Он уехал в ярости. Надеюсь, он понимает, как я сожалею. Я выключила свет, погрузив комнату в темноту, и свернулась на кровати в одиночестве.
– Слоун, – негромко сказал Релм. – Помнишь, в Программе ты приходила ко мне в палату и мы с тобой лежали в обнимку? Ну, в платоническом смысле?
Я действительно бывала в палате Релма – мы разговаривали, хотя сейчас я не помню о чем. Но я не забыла, как он гладил меня по волосам, шепча на ухо свои истории.
– Мне нравилось тебя обнимать, – сказал Релм.
