– А что вызвало эпидемию? – вырвалось у меня. Я едва усидела на месте при мысли, что вот-вот узнаю ответ.
– Там сочетание нескольких факторов, – просто ответил Причард. – Побочное действие лекарств, постоянное внимание к этой теме в новостях, подражания… Правительство вот-вот примет закон, запрещающий новостные сюжеты о самоубийствах. Утверждают, что это подогревает эпидемию – тут же находятся подражатели. Узнать точно, где это началось, уже не удастся, можно лишь строить догадки. Но мы ищем лекарство. Я создал рабочую группу – люди настолько напуганы, что в качестве подопытных предложили собственных детей. Мы экспериментировали с интенсивной психотерапией, сочетая консультирование и медикаментозное лечение, одному подростку даже сделали лоботомию по настоянию его отца. Мы перепробовали все и выяснили, что если устранить привычное поведение, инфицированную часть, у пациентов сохраняется большая часть прежней личности. Штука в том, как этого добиться! Самые светлые головы современности совместно создали Программу, а конкретно я разработал черную таблетку, позволяющую окончательно заблокировать воспоминания, – вам ее давали на последней сессии. Такая методика должна была стать окончательным решением, хотя после этого предстояло заново учить подростка ориентироваться в мире, интегрироваться в общество. Но через несколько месяцев мы все равно не достигли стопроцентного успеха, а комитет дал понять, что ничто иное их не удовлетворит. Они начали давить – появились хендлеры, в том числе под прикрытием. Программа ни перед чем не останавливается ради желаемых результатов, и это достигается ценой ваших жизней. Даже если ты примешь Панацею, Слоун, прежней ты не станешь – слишком многое изменилось, понимаешь?
– А если я не желаю быть прежней? – произнесла я с привычной болью. – Я лишь хочу, чтобы Программа оставила меня в покое!
– Все не так просто. У Программы много недостатков, и один из них, как они начали понимать, – сами пациенты. Мозг умнее любой терапии, а эмоциональные травмы и гиперстимуляция мешают реабилитации. Обязательный повторный лечебный курс неизбежен для таких, как ты, подростков в условиях сильнейшего стресса. Это единственный способ сохранить рассудок.
У меня захватило дух:
– Вы хотите сказать, что я и так все вспомню?
– Нет, – покачал головой Причард, – не все. Отрывки, непонятные, нередко искаженные, и лишь при огромной эмоциональной встряске: пережитой трагедии или, скажем, присоединении к мятежникам. От этого безупречно гладкая поверхность, созданная в Программе, дает трещину. Представляю, как травмируют незнакомые мысли. Люди сходят с ума. – Он помолчал, глядя на меня. – У тебя уже появилась эта проблема, Слоун?
– Нет, – солгала я. А ведь я вспомнила Миллера. И я видела, какой стала Лейси от непрошеных воспоминаний. Причард говорил правду. Может, и остальное тоже правда?
– Хорошо, – с облегчением улыбнулся он. – Значит, еще не поздно. Если таблетка будет у меня, я смогу рассеять туман и лечить реальную проблему. Программа заблокировала твои воспоминания, например, о брате, чтобы ты тоже не совершила самоубийство. Я предлагал Программе оставлять пациентам болезненные воспоминания – нет, говорят, тогда жизнь не будет счастливой и нормальной. Но ведь никто из вас не стал счастливым после трансформации, иначе бы вы не примкнули к мятежникам.
– Вы сказали, общественное мнение не на нашей стороне. Зачем же мне рисковать и сотрудничать с вами?
Я вдруг поняла, что очень хочу услышать веский, убедительный довод.
Доктор обхватил колено.
– А какая у тебя альтернатива?
Я не этого ждала. Причард думает, что знает лучше нас. Совсем как мои родители. Как Программа.
– Побег, – ответила я.
Причард сжал челюсти – показная заботливость исчезала на глазах.
– Не стоит, – резко сказал он. – Зачем проводить остаток жизни в бегах? Ты же не будешь в безопасности, у тебя никогда не будет дома!
Неправда, несмотря на нелегальное положение, у меня был дом – с Джеймсом. Я должна найти его и извиниться. Меня уже тошнит от лжи и тайн. Мы можем уйти от мятежников навсегда и жить вдвоем, как нам захочется. Я встала, готовая идти к Джеймсу и обсудить план побега, но доктор поймал меня за руку.
