Мы с Анникой сидим на улице под маркизой и да, беседуем, хотя у нас никогда не получается настоящего разговора по душам. Нам не удается достучаться друг до друга. Мы болтаем только о ничего не значащих вещах. Она в этом не виновата. Это моя вина. Я сегодня не склонен к душеизлиянию.
На странице Ольги в Фейсбуке уже много дней ничего не происходит. С той пятницы, когда она пошла за мной в подвал, ни постов, ни обновлений. Мне кажется, это плохой знак. Более того: я еще раз потом ходил в молельную комнату, некоторое время спустя, и обнаружил темные пятна, которые вполне могли быть пятнами крови. Они выглядели свежими.
Анника улыбается мне и отпивает немного вина из бокала. Я следую ее примеру. Было бы проще, если бы мы взяли девочек с собой. Тогда бы мы в той или иной степени были бы заняты ими, но они пошли в кино с родителями Анни-ки, к тому же так канючили, чтобы им позволили остаться ночевать у бабушки с дедушкой, что в конце концов пришлось разрешить. Я прекрасно понимаю, что это значит. Все ясно как дважды два: придя домой, мы займемся любовью, поскольку дом будет в нашем распоряжении. Но настроение к этому не располагает. Если говорить начистоту, то меня больше не влечет к Аннике. И уже довольно давно. Я знаю, что такая участь рано или поздно постигает большинство пар, когда рутина берет свое. К сожалению, причина не только в привычке. Анника кажется мне скучной серой мышью. Я понимаю, что в действительности дело во мне, что из нас двоих именно мне необходимо поработать над собой, но что толку от этого понимания. Если я совершенно ее не хочу.
Я начинаю осознавать, что именно вся эта история с Ольгой необратимо сдвинула мою жизнь с мертвой точки. До этого все в ней словно было отмерено по линейке. Я чувствую, что внутри меня ожила лягушка, причем совсем не та сказочная лягушка, что превращается в принца, когда ты ее целуешь. Моя лягушка остается лягушкой. Ей совершенно начихать на мораль и нормы человеческих взаимоотношений.
И все-таки, возвращаясь к моему дню рождения, говорит Анника. А что с ним? – спрашиваю я, беру с тарелки последний кусок и начинаю есть его руками.
Ты раздобыл шатер? – спрашивает она. Нет еще. Я вижу, что она разочарована моим ответом. Но я уже начал обзванивать фирмы, дающие напрокат палатки, вру я. Почему ты спрашиваешь? Потому что мы должны принять во внимание, что придет больше гостей, чем мы изначально рассчитывали. Что ты имеешь в виду? О каком количестве идет речь? Будет где-то пятьдесят пять человек. Пятьдесят пять? – говорю я и кладу каре ягненка обратно на тарелку. Да, но ведь это еще не факт, что все придут?
Мы снова в нашем картонно-бумажном домике, в гостиной,
Анника раздевается в темноте. Сам я стою посреди сада и пытаюсь представить себе, как здесь будут разбивать огромный шатер, без которого якобы ну никак не обойтись. Для него на участке попросту не хватит места. Если придут пятьдесят пять человек.
Если постараться, может, конечно, удастся его втиснуть, при условии, что он займет часть террасы, но тогда нельзя гарантировать, что он не завалится.
Нет, шатру здесь не поместиться. Зато Дания может десять раз поместиться на территории Швеции, если сравнить эти страны по величине. А десять раз – это не так и мало. Давид в свое время любил мне об этом напомнить, чтобы поддразнить. Прошла пара месяцев, а то и больше, прежде чем я нашел достойный ответ. Недаром я датский профессор. Я сказал ему, что все зависит от того, как на это соотношение посмотреть, потому что нужно принять в расчет Гренландию, крупнейший на планете остров. Гренландия – часть датского королевства, и итог наших подсчетов вдруг оказывается совсем иным. Теперь уже речь про 2,2 миллиона датских квадратных километров с хвостиком, и при таком раскладе Швеция уже не выглядит гигантской, дружище.
Анника зовет меня. Я допиваю вино и иду в дом. На ней почти ничего нет. Кроме нижнего белья, которое я подарил ей на Рождество бог знает сколько лет назад. Оно до сих пор довольно хорошо на ней сидит. Анника стоит в расслабленной позе, руки висят. Мне ее почти что жаль. Она предлагает мне себя, я вижу, но не испытываю к ней влечения. Она действительно не возбуждает меня.
