Корабль приблизился к царскому дворцу, прошел рядом с ним, и царь увидел, что там горят лампы. Окна и сад были освещены. Яхмос догадался, что Гур к его приезду хочет вернуть дворцу ту роль, которую тот играл во времена Секененры. Яхмос посмотрел на место стоянки кораблей у сада и с болью вспомнил ночь, когда царское судно увезло его семью далеко на юг, когда позади кровь лилась рекой.
Он расхаживал по палубе, его взгляд возвращался к запертой каюте принцессы. Тогда он спрашивал себя с недовольством и раздражением: «Зачем они привели ее ко мне? Зачем они привели ее ко мне?»
Утром следующего дня Гур, командиры и советники нанесли царю ранний визит на корабле, стоявшем на причале к северу от Фив. Царь принял их в своей каюте, они пали ниц перед ним. Гур размеренным голосом сказал:
— Пусть Бог наградит тебя радостным утром, победоносный царь! Мы оставили позади ворота Фив. Сердца жителей трепещут от радости и желания увидеть лик покровителя и победителя.
— Пусть Фивы радуются, — ответил Яхмос. — Но мы встретимся лишь после того, как Бог дарует нам победу.
— Среди народа идет молва, что царь идет на север и рад любому, кто готов следовать за ним, — сказал Гур. — Мой повелитель, не спрашивайте о радости, которая переполняет сердца молодых людей, или о том, что они не отпускают офицеров, прося зачислить их в армию божественного Яхмоса!
— Вы посетили храм Амона? — улыбнувшись, спросил царь своих людей.
— Мы все вместе посетили храм, солдаты спешили туда, руками трогали углы здания, касались лицами земли перед входом в него, обнимали жрецов. Было принесено множество жертв, жрецы пели гимн бога Амона, их молитвы эхом отдавались среди стен храма. Любовь растопила все сердца, жители Фив вознесли общую молитву. Нофер-Амон продолжает оставаться затворником.
Царь улыбнулся и, повернувшись, увидел, что командир Яхмос Эбана безмолвно стоит в стороне. Он дал ему знак подойти и, когда командир приблизился, положил руку ему на плечо.
— Яхмос, неси свою долю горя и не забывай девиз своей семьи «Будь храбрым и приноси жертвы».
Командир склонил голову в знак благодарности — сочувствие царя немного утешило его. Царь взглянул на своих людей и сказал:
— Посоветуйте, кто достоин стать губернатором Фив и взять на себя тяжелую задачу привести город в порядок?
Командир Мхеб сказал:
— Лучший человек на эту важную должность — мудрый и преданный Гур.
Однако Гур тут же возразил:
— Мой долг пристально следить за слугами повелителя и не оставлять его.
— Ты прав, я не могу обойтись без тебя, — согласился Яхмос.
Затем Гур высказал свое мнение:
— Есть человек, обладающий великими достоинствами и опытом, он прославился мудростью и необычным мышлением — это Тутти-Амон, служитель храма Амона. Если моему повелителю угодно, пусть он возложит на него обязанность заниматься делами Фив.
— Мы объявляем его губернатором Фив, — согласился Яхмос.
Затем царь пригласил всех отведать завтрак за его столом.
Днем солдаты залечивали раны, отдыхали и восстанавливали силы, пели песни и пили. Те воины, которые были родом из Фив, стремились скорее вернуться домой, где сливались сердца и общались души. Столь велики были радость и прилив чувств, что Фивы казались пульсирующим сердцем мира. Однако Яхмос не покидал корабль. Он вызвал офицера, отвечавшего за принцессу, и спросил о ней. Офицер ответил, что та провела ночь, не прикоснувшись к еде. Царю пришла в голову мысль перевести ее на другой корабль под опеку преданных офицеров, но он так и не принял определенного решения. Яхмос не сомневался, что Гур недоволен ее присутствием на корабле. Он догадывался, что гофмейстеру трудно понять, почему дочери Апофиса оказывают такую честь. Царь хорошо знал Гура, думавшего только о борьбе за Фивы. Царь же обнаружил, что его чувства не находят выхода и бьют через край. Он никак не мог забыть о каюте с пленницей или перестать желать ее, вопреки недовольству и гневу. Гнев не убивает любовь, а только скрывает ее на короткое время так же, как пелена, затуманившая чистое зеркало, исчезает, и зеркало снова становится ясным. Царь не стал предаваться отчаянию и тешил себя, что принцесса, возможно, страдает от уязвленной гордости. Возможно, гнев исчезнет, и она обнаружит любовь, которая скрывается за показной ненавистью. Ненависть и гнев умрут и уступят место любви. Разве не она тогда спасла ему жизнь, проявив к нему сочувствие и любовь? Разве не она расстроилась тем, что его нет, и написала ему письмо с укором, пытаясь скрыть муки тайной любви? Разве могут эти чувства угаснуть из-за порыва гордости и гнева?
