– Мне жаль, что так вышло с твоей женой, Том. Никому не пожелал бы такого испытания. Такой жуткой пустоты внутри…
Сенлин не мог допустить, чтобы Тарру погрузился в жалость к себе, хотя, наверное, лучший друг предложил бы некоторое утешение. Но для жалости было слишком поздно.
– У меня не так много времени. Может, мой план и безрассуден, но у меня есть возможность, хотя бы маленькая возможность найти ее. Моя жена не в безопасности дома, Тарру. Она где-то здесь, и она заблудилась. У меня есть доказательства. – Сенлин услышал эхо предупреждения Огьера сквозь слова, что поднимались у него в горле, и ощутил, как возвращается прежний ужас. Возможно, художник был прав, когда сказал, что башня делает дружбу невозможной. Но на что ему еще надеяться? – Прошу тебя, друг, ради меня, ради моей жены, помоги мне украсть эту картину.
– Ты бежишь не с той стороны от бешеной собаки, директор. Зачем рисковать жизнью, когда проще взяться за художника и заставить его говорить? Он упрямец, конечно, но мы можем вытрясти из него правду. – Тарру потряс сжатыми кулаками.
– Вернуть украденную картину – это одно. Пытать кого-то – совсем другое, – сказал Сенлин; и не важно, был ли это наигранный гнев или искреннее убеждение, – Тарру понял, что спорить бессмысленно. – Я не позволю башне превратить меня в тирана.
– Ты понятия не имеешь, во что она тебя превратит! – Тарру рассмеялся и замахал рукой, словно пытаясь разогнать внезапный пафос Сенлина. Когда тот не дрогнул, смех Тарру превратился в невнятное бормотание. – О, уже поздно. Ты уже тронулся умом. Ты хоть представляешь себе, что сделает Комиссар с человеком, которого поймают на воровстве из его дома? Думаешь, твоя жена предпочтет мужа-мученика тому, который далеко, но живет? – Тарру искал на лице Сенлина признаки здорового страха. Вместо этого он увидел, как директор школы решительно подался вперед. – Ты правда хочешь через это пройти?
– Да, – сказал Сенлин.
Тарру достал из кармана белого халата маленькую серебряную фляжку и поднес к губам:
– Твой план плох. Ты ведь это понимаешь? Если бы твой план был лошадью, то с тремя ногами, двумя головами и без задницы. – Он пожевал губами и снова закрутил крышечку фляжки. Сенлин сидел без возражений, хотя Тарру, похоже, ждал хоть одного. Великан сдался первым. – Ну ладно! Дотащим мы твою клячу до города, директор, – твою рахитичную, дефективную клячу.
Тарру резко встал и похлопал себя по карманам в поисках кошелька.
– Мне понадобится новый костюм. Что-то павлинье – такое, чтоб прям жуть.
Снаружи особняк Комиссара напоминал роскошный отель. От улицы к дому вела колоннада. Каждая колонна была полосатой от обворачивающей ее широкой черной ленты. Белый мраморный фасад самого особняка украшали зеленые гирлянды, подвешенные над окнами, из которых лился электрический свет. Два ряда безупречно одетых таможенников стояли перед филенчатыми дверьми, такими же высокими, как колонны.
Сенлин изучал вид, ожидая товарища-заговорщика. Он побрился, причесался и выгладил костюм. Он выглядел почти щеголем, в основном благодаря цилиндру, который ему одолжил – навязал! – Тарру, но на фоне экстравагантной роскоши, что лилась мимо, мог бы с тем же успехом нарядиться в робу торговца рыбой. Костюмы гостей Комиссара были такими вычурными и разнообразными, что Сенлин спросил себя, уж не маскарад ли его ожидает. И гостей были сотни. Мужчины в белых париках или треуголках сопровождали женщин в блистающих тиарах и юбках с обручами или экзотических платьях и тюрбанах, изукрашенных драгоценностями. Он по-прежнему носил простой черный сюртук и узкие черные брюки, с которых по такому случаю срезал вылезшие ниточки. Он больше походил на тень, чем на гостя. Он мог лишь надеяться, что богатства Тарру хватит для них обоих.
Так оно и вышло. Когда Тарру появился, Сенлин не смог решить, на кого он больше похож: на короля или на королевского шута. Его расшитые золотом панталоны нелепо раздувались у колен, огромная шляпа выглядела подушкой для трона шейха, а у зеленых войлочных туфель загнулись кверху носы. Его борода и волосы были подстрижены и навощены, а кожа все еще сияла после недавней ванны. Он театрально поклонился Сенлину.
