Но Перрин даже не глянул на нее. Он направился в стойло, где его дожидался мышастый жеребец, не уступавший по стати тайренским коням, но более рослый, с высокой холкой и мощным крупом. Махнув рукой, юноша отпустил конюха, сам взнуздал Ходока и вывел его из стойла. Конечно, конюхи регулярно выгуливали коня, но Перрин полагал, что жеребец застоялся в стойле и, выйдя наружу, тут же примется пританцовывать, беспокойно переступать ногами. За эту манеру и за резвость Перрин и прозвал его Ходоком. Юноша успокоил коня с уверенностью человека, подковавшего в своей жизни немало лошадей, без труда оседлал его, приторочил седельные сумы и подвесил к высокой луке свернутое одеяло.
Гаул наблюдал за его приготовлениями без всякого выражения. Сам айилец, как и любой из его соплеменников, решился бы сесть на лошадь разве что в случае крайней нужды. Перрин не знал, почему они не любят ездить верхом. Возможно, из-за того, что гордятся своей способностью пробегать огромные расстояния. Правда, сами айильцы делали вид, будто на то существует иная, более веская причина, но юноша подозревал, что никто из них не сумел бы объяснить, в чем она заключается.
Вьючная лошадь тоже была подготовлена быстро, поскольку все, что распорядился доставить в конюшню Гаул, было аккуратно сложено в углу. Запас провизии, мехи с водой, фураж для коней. В Путях ничего этого не раздобудешь. Ну и всякая мелочь – запасная сбруя, конские путы, деревянная шкатулка со снадобьями от коновала на случай, если лошади приболеют, дорожная трутница и все такое. В плетеных вьючных корзинах большую часть места занимали кожаные фляги, похожие на те, в которых айильцы хранили воду, но гораздо вместительнее. И наполнены они были ламповым маслом. Поверх всего остального были пристроены фонари на длинных шестах. Все было готово.
Приладив лук без тетивы под подпругу, Перрин вскочил на коня. Теперь ему оставалось только с нетерпением ждать.
Лойал уже сидел верхом на огромной мохнатой лошади. Она была куда выше всех остальных в конюшне, но под сидевшим на ней огиром казалась чуть ли не пони. Было время, когда огир, как и айильцы, недолюбливал верховую езду, зато теперь чувствовал себя на коне как дома. Между тем Фэйли тянула время, придирчиво осматривая лоснящуюся вороную кобылку, будто видела ее впервые в жизни, хотя Перрин знал, что она приобрела ее почти сразу по прибытии в Тир и при покупке тщательно осмотрела. Лошадка, по кличке Ласточка, была превосходным животным тайренской породы, со стройными ногами, выгнутой шеей и горделивой осанкой. И, судя по виду, резвой и выносливой. Правда, на взгляд Перрина, кобылка была слишком легко подкована. Таких подков надолго не хватит. Похоже, Фэйли выбрала эти подковы, чтобы лишний раз поставить его на место.
Наконец и Фэйли, в юбке-штанах для верховой езды, уселась в седло и подъехала поближе к Перрину. В седле девушка держалась хорошо, словно составляя одно целое с лошадью. Приблизившись, она негромко сказала:
– Перрин, может, все-таки попросишь? Ты должен, потому что пытался заставить меня свернуть с избранного мною пути. Просто попроси – неужто это так трудно?
Но тут Твердыня громыхнула, словно чудовищный колокол. Потолок задрожал, будто вот-вот рухнет. Ходок заржал, заметался, затряс головой. Перрин едва не свалился с седла. Толчок повалил большинство конюхов на пол, правда, они тут же повскакивали и стремглав побежали к стойлам, чтобы успокоить бившихся и испуганно ржавших коней. Лойал, чтобы не упасть, ухватился за шею своей могучей лошади. Ласточка брыкалась и всхрапывала, но Фэйли уверенно сидела в седле.
Ранд. Перрин не сомневался, что это его рук дело. Он ощутил тяготение та’верена, словно взаимно переплетающиеся потоки притягивали его и Ранда друг к другу. Кашляя в облаках поднявшейся пыли, юноша замотал головой, изо всех сил стараясь не поддаться этому тяготению, не соскочить с коня и не побежать обратно, в Твердыню, к Ранду. Толчки продолжали сотрясать цитадель.
– Лойал! – закричал Перрин. – Медлить нельзя! В путь, быстрее!
Кажется, и Фэйли не видела больше причин для промедления: пришпорив свою кобылку, она пристроилась рядом с Лойалом, вьючные лошади потянулись за ними следом. Еще не достигнув Ворот Драконовой Стены, путники перешли на галоп. Защитники лишь мельком посмотрели на них, что и неудивительно, поскольку одни едва стояли на ногах, а другие еще не поднялись с пола после толчка. К тому же караулу велено было никого не пропускать в Твердыню, а задерживать покидающих ее распоряжения не было. Хотя, возможно, и получи Защитники такой приказ, они вряд ли вспомнили бы о нем сейчас, когда над их головами стонала и сотрясалась Твердыня.
