– Отдай корзинку, ты, кретин безмозглый! – прошипела девушка, как только они отошли подальше от Галада, и вырвала ее, прежде чем Гавин успел возразить. – Ты что, спятил? Вздумал расспрашивать меня про Илэйн и Эгвейн. При Галаде! Элминдреда отродясь о них не слыхала, знать о них ничего не знает и не желает, чтобы ее имя хоть как-то связывали с ними. Можешь ты это уразуметь?
– Нет, – сказал юноша, – не могу, пока ты мне не объяснишь, в чем дело. Но я прошу прощения.
Однако Мин это не удовлетворило – в его голосе не прозвучало достаточного раскаяния.
– Ты пойми, – продолжал Гавин, – я места себе не нахожу, все думаю: где они, что с ними? А тут еще известие, что в Тире объявился Лжедракон. От этой новости на душе ничуть не легче. Ведь они далеко, Свет знает где, и я все время спрашиваю себя: а что, если они окажутся в центре такого же пожара, какой устроил Логайн в Гэалдане?
– А что, если Дракон в Тире не ложный? – осторожно спросила Мин.
– Ты так говоришь оттого, что все твердят, будто он овладел Тирской Твердыней? Но ведь это только слухи, а они всегда все преувеличивают. Не поверю в это, пока собственными глазами не увижу, да и то не знаю. Возможно, меня не убедит и падение Твердыни. О Свет, я, вообще-то, не думаю, что Илэйн и Эгвейн оказались в Тире, но именно неизвестность терзает меня. Если с ней что-то случилось…
Мин не знала, кого из девушек он имел в виду, и подозревала, что этого не знал и сам Гавин. Ей было от души жаль юношу, несмотря на все его ехидство и поддразнивание, но она ничем не могла ему помочь.
– Гавин, послушайся меня…
– Я знаю. Ты просишь верить Амерлин, – вздохнул юноша. – Верить! А ты знаешь, что Галад водит компанию с белоплащниками? Пьет с ними вино по тавернам. В город через мосты пускают всех, кто идет с миром. Пускают даже этих проклятых Детей Света!
– Галад? – недоверчиво переспросила Мин. – Пьет? По тавернам?
– Ну, пьет-то он немного, чашу-другую, в этом я уверен. Больше он не стал бы пить и на собственных именинах. – Гавин нахмурился, будто задумавшись, похвалой или порицанием Галаду прозвучали его слова. – Дело в том, что он все время проводит в разговорах с белоплащниками. А теперь еще эта книга. Она надписана: «С верой в то, что ты найдешь истинный путь. Эамон Валда». Понимаешь, ее подарил ему сам Эамон Валда, тот самый, что командует теми белоплащниками, за рекой. А неизвестность терзает Галада не меньше, чем меня. Вот еще наслушается белоплащников… И если с сестрой или с Эгвейн что-то случится… – Гавин покачал головой. – Мин, ты знаешь, где они? А если бы знала, сказала бы мне? Почему ты молчишь?
– Потому что никак не могу выбрать между двумя поклонниками, которых свела с ума своей красотой, – язвительно выдала девушка.
Гавин горестно вздохнул, но тут же заставил себя усмехнуться:
– Ладно, в это я, пожалуй, могу и поверить. – Он усмехнулся и легонько погладил ее по щеке. – Ты ведь прехорошенькая барышня, Элминдреда, прехорошенькая и умненькая.
Мин сжала кулак и попыталась было засветить ему в глаз, но Гавин играючи увернулся, а она наступила на собственный подол и чуть не упала.
– Обормот несчастный! – прорычала она. – Дубина безмозглая!
– О, какое грациозное движение, госпожа Элминдреда! – рассмеялся Гавин. – А какой сладкий голосок! С ним не сравнятся ни трели соловья, ни воркование горлицы на закате. У какого мужчины не загорятся глаза при виде прекрасной Элминдреды? – Насмешливость пропала, и голос его зазвучал серьезно: – Мин, если хоть что-нибудь узнаешь, скажи мне, прошу тебя. Пожалуйста! Умоляю тебя, Мин.
– Я скажу тебе, – пообещала она.
«Если это не повредит им. Свет! До чего я ненавижу это место! Почему мне нельзя вернуться к Ранду?»
Мин рассталась с Гавином и в Башню, как и следовало, вошла одна. Ей приходилось опасаться любознательности Айз Седай и принятых, которые вполне могли поинтересоваться, с какой стати горожанка поднимается наверх без приглашения. Но новость о Логайне была слишком важна, чтобы отложить ее до якобы случайной встречи с Амерлин. Обычно такие встречи происходили ближе к вечеру. Во всяком случае, Мин уверяла себя, что дело не терпит отлагательства. Сама она чуть не лопалась от нетерпения.