-- Значит, в лагерь не поедешь? - обычным своим голосом спросил он.
Как будто ничего не произошло.
-- Отец сказал - мотоцикл купит, - вместо ответа пробормотал я. - Тут
всей езды - на четверть часа... Долго приехать, что ли?
Вадим кивнул. И он, и я понимали - долго. Мы учимся в разных школах. Просто ради встреч с ним не наездишься. Значит, мы сможем видеться только на "Динамо". И уже не забежишь друг к другу после уроков, не отправишься вместе на лодочную станцию, или в парк, или в кино с девчонками из его дома... Понимаете, нельзя дружить по-насто-ящему на таком расстоянии. Даже если очень хочется. Да и в лагерь я в самом деле не смогу - с переездом будет куча хлопот, отец не справит-ся, даже если возьмёт парней из фирмы, а их и нельзя надолго снимать с работы...
-- Ты тоже будешь ко мне приезжать, - сказал я. - Родаки не будут
против.
Это тоже была правда - Вадим нравился и матери, и отцу. Он это тоже знал и кивнул:
-- Ага, буду... Помнишь, как в прошлом году мы с тобой маньяка
поймали?
Я невольно заулыбался - эту историю я помнил хорошо, даже слишком, потому что выслеженный от вечернего безделья Вадимом ма-ньяк, которого мы заперли в котельной, оказался новым сантехником. Он не обиделся и даже с тех пор всегда здоровался с нами при встрече...Я кивнул, совсем уже было хотел сказать,что помню,но Вадим вдруг оттол-кнулся от столика и негромко сказал:
-- Ну давай. Счастливо, - повернулся и пошёл к выходу. Не оборачива-
ясь пошёл, а я глядел ему в спину, и мне было страшно обидно, словно Вадим ни за что меня оскорбил - и страшно стыдно, как будто это я был виноват в том, что мы вот так разъезжаемся. А около входа он повернул-ся и сказал: - Не ходи за мной. И быстро вышел.
* * *
Миру вокруг нас плевать, есть мы, или нас нет.
Я подумал так, стоя около садовой ограды. Она была из посере-вших слег, надёжно притянутых проволокой ко вкопанным в землю сто-лбикам-опорам. Пара столбиков - совсем свежие, недавно сменённые. Дед сменил. Может быть, в тот самый день.
Непроизвольно вздохнув, я оглянулся. День был пасмурным, но тёплым, сад зеленел, над какими-то цветами жужжали пчёлы, в траве ко-пошилась разная насекомая мелочь. Из-под густых кустов крыжовника пахло сырой землёй. На тропинке, уводившей вниз по откосу в полусум-рак речного берега, сидел и умывался здоровенный рыжий котище.
Этот сад посадил и вырастил дед. И работал в нём каждый день. В нём и умер, в нём его и нашёл почтальон. Ну и что?
Ничего вокруг не изменилось. И,может быть, так же сидел и умыва-лся, глядя на мёртвого хозяина, этот кот.
-- Пошшёл! - заорал я, и кот электрической искрой порскнул в кусты. Я
сплюнул и зашагал к дому.
Дом стоял посреди большого сада. Парадной дверью - на тропин-ку, ведущую к калитке, открывавшейся на грунтовку; чёрным ходом - на спускающийся к реке склон. Около этой, задней, двери стоял колодец-журавель с привязанным гусеничным траком для противовеса, хотя в до-ме были водопровод, газ и газовая колонка для нагрева воды.
Сад занимал не меньше полугектара. Дом в саду был просто-нап-росто неразличим, хотя строили его в шесть окон по фасаду и в два эта-жа. Точнее, в два с половиной - эта "половина" называлась "мезонин" и раньше, говорят, была популярна, как рыцарские башенки на новорус-ских особняках. Последние десять лет - после смерти бабушки - дед жил в этом огромном домище один.
Дом не понравился маме. Я это понял сразу, потому что на лбу у неё собралась морщинка, ещё когда я отвалил приржавевшие ворота и мы через сад подъехали к дому. Она ничего не сказала. ВООБЩЕ ничего - и молчала весь день, пока мы с отцом и двое ребят из его фирмы тас-кали и кантовали мебель, которая так и не нашла себе места среди ста-ромодной обстановки комнат дедова дома - вернее, мы смогли её рас-ставить, но смотрелась она идиотски. Замучились мы жутко, и я даже не осмотрел толком две доставшиеся мне комнаты - каждая больше моей в городской квартире. Я решил, что одну оборудую как спальню, а вторую - как рабочий кабинет. Раз она есть - не пропадать же ей без дела?
