— Я не знаю, когда ты приедешь сюда, может быть, скоро, а может, и нет, качая головой, проговорила старушка, — но хорошо, что ты уезжаешь. До свидания, леди Кестелл. Нагнись-ка. — Энн подчинилась и почувствовала, как сухие горячие губы коснулись ее щеки. — Будь осторожна, девочка!
Мэб повернулась к ней спиной и так быстро, что Энн даже не успела ничего ответить, исчезла в зарослях орешника.
Как хорошо, что мы уезжаем сегодня, подумала Энн. Эйвонкасл прекрасен, но все эти исчезновения, проклятия и роковые страсти — она почему-то вспомнила страдающую Клару — не для меня.
Когда Энн вернулась в дом, Брайан уже уехал. Энн пересекла свой любимый зал с витражом и еще раз поразилась сходству святого Георгия с Брайаном. Она подошла к витражу поближе и, оглянувшись, чмокнула изображение в щеку.
— Мой рыцарь, — прошептала она и мечтательно улыбнулась.
Могла ли она еще день назад подумать, что все так замечательно обернется! Энн представила, как изумительно они с Брайаном проведут время в Лондоне, как будут проводить вместе дни, вечера, ночи. И если эти ночи будут столь же прекрасны, как минувшая, то она просто не выдержит такого счастья.
В мечтах время пробежало так быстро, что Энн даже не заметила, как серебристые доспехи святого Георгия превратились в лучах заходящего солнца в золотые.
Звук мотора, раздавшийся за окном, заставил ее сорваться с места и выбежать навстречу Брайану. Однако Энн ждало разочарование — в холле стояла Фиона.
— Добрый день, Энн, — приветливо поздоровалась она. — Я приехала проведать вас и отдать Брайану вот это. — Фиона протянула Энн агатовую запонку.
Энн машинально взяла запонку и поднесла к глазам. Точно такую же она видела сегодня утром у Брайана в комнате.
— Он так торопился вчера, когда уезжал от меня, что не успел вдеть ее, объяснила Фиона. Если замешательство Энн и доставило ей удовольствие, то она ничем это не выдала.
— Брайан вчера приезжал к вам? — тихо спросила Энн.
— Да, он ко мне довольно часто заглядывает, — небрежно сообщила Фиона и, выдержав паузу, с усмешкой добавила:
— Вы же понимаете. Мужчина всегда остается мужчиной.
— Брайан был у вас вчера и бывал все эти дни?
— Ну разумеется, милочка. Конечно, это было немного рискованно, но мы старались соблюдать все предосторожности.
Фиона повернулась к зеркалу и с видимым удовольствием стала разглядывать свое отражение.
Энн тупо смотрела на ее узкую спину, уничтоженная услышанным. То, что произошло ночью между ней и Брайаном, куда-то ушло, провалилось, словно и не было, уступив место реальности. А в реальности она, Энн, полностью и безвозвратно отдалась мужчине, который видел в ней просто доступную женщину, с кем можно заняться сексом, пока другая, по-настоящему любимая женщина, вне пределов досягаемости. Отрицать это и притворяться перед собой бессмысленно, сказала себе Энн, надо набраться мужества и испить чашу унижения до дна, а потом… Что делать потом, Энн пока не могла решить. Все ее силы уходили на то, чтобы сохранить остатки достоинства.
Фиона, вдоволь налюбовавшись собой, наконец соизволила повернуться к Энн.
— Вообще-то мне это зеркало не нравится, я непременно заменю его на более стильное. И эту мебель в холле тоже, — с отвращением добавила она.
Энн кивком одобрила планы Фионы и, справившись с обуревающими ее чувствами, довольно спокойно сказала:
— Я оставлю вас ненадолго, простите. Что-то неважно себя чувствую, наверное, простудилась вчера в бурю.
— О, конечно, идите, — великодушно разрешила Фиона. — А я найду себе какой-нибудь укромный уголок. Выглядите вы действительно не блестяще.
В комнате Энн бессильно опустилась на кровать.
Интересно, для чего вся эта комедия с отъездом в Лондон? Может быть, все объясняется очень просто — в Лондоне Брайану будет легче встречаться с Фионой?
Из глаз Энн брызнули горячие слезы. Какая же она доверчивая, наивная дура! Сдалась после первой же ласки, после первого обращенного на нее якобы влюбленного взора!
Презрение к себе высушило слезы.
Ты сама во всем виновата, внушала себе Энн, входя в ванную и включая холодную воду. Она ненавидела холодный душ, но сейчас встала под него и, стиснув зубы, терпела прикосновение ледяных струй к телу. Сама, сама виновата, повторяла Энн, с силой растираясь полотенцем. Брошенный в зеркало взгляд убедил ее, что мучения под душем были не напрасны: щеки порозовели, глаза утратили печальное выражение и вновь приобрели блеск. Странно, но сейчас, когда поле боя безоговорочно оставалось за Фионой, та не казалась Энн неотразимой и она даже могла сказать, что выглядит не менее — если не более! — привлекательно.
