Искренняя радость, отразившаяся на лице Брайана, полностью подтвердила это умозаключение, и злость Энн мгновенно улетучилась. Она посмотрела на Брайана с покровительственной нежностью.
— Майкл сказал, что вынужден остаться в постели и не сможет показаться на людях еще недели две, — вдохновенно соврала Энн, желая убить этим сообщением двух зайцев: доставить удовольствие Брайану и смягчить его суровость по отношению к Майклу.
— Да? — недоверчиво спросил Брайан, видимо недоумевая, почему Беркли, разговаривая с ним, явно напрашивался на приглашение приехать, а Энн уверил в полной своей беспомощности. Черт его разберет, решил Брайан и нехотя проронил:
— В общем-то этот Беркли — неплохой парень.
Энн ликовала: еще немного, и она уговорит Брайана пригласить Майкла в гости, — Энн, я убедительно прошу тебя поторопиться. Если бы не дела в Бристоле, мы уехали бы прямо сейчас.
— Ты едешь сейчас в Бристоль? — удивилась Энн.
— Да, но вернусь очень скоро. Надеюсь, ты уже будешь готова к отъезду.
— Но мы приедем снова в Эйвонкасл?
— Конечно!
Войдя в свою комнату, Энн убедилась, что Брайан действительно пытался найти змею. Об этом свидетельствовала разворошенная постель, перевернутые кресла и шкаф, откуда были выброшены все веши. На самом видном месте стояла бутылка Мэб, укоризненно просвечивая пусты-, ми стенками на солнце. Энн вспомнила о Майкле и, присев на краешек кровати, задумалась: что она скажет ему? Как объяснить мужчине, которому ты нравишься и в общем-то обязана жизнью, что сегодня впервые провела ночь с другим и безумно счастлива, а он подозревает в этом другом злоумышленника, а другой запретил ей с ним встречаться, если еще к этому добавить змею… Энн затрясла головой. Ее размышления напоминали затейливую шараду. Она прикоснулась к кулону-гемме. Интересно, помогает ли талисман в подобной ситуации? Энн протянула руку к телефону, решив вести разговор как получится, и медленно набрала номер.
Вместо голоса Майкла она услышала автоответчик и с облегчением вздохнула это сильно облегчало ее задачу: никаких лишних вопросов и щекотливых подробностей. Энн сообщила, что с ней все в порядке и что сегодня она уезжает в Лондон, откуда и позвонит снова. Положив трубку, Энн начала укладывать вещи в чемодан — теперь она с чистой совестью могла сосредоточиться на сборах. Однако ее отвлек какой-то шум, похожий на встревоженные крики чаек, но шумели явно не птицы. Энн почему-то сразу же вспомнила о «нервах» Клары и подумала, что, несмотря на питаемую ею неприязнь к этой особе, уехать, не справившись о здоровье, будет невежливо.
***
У приветливого, сложенного из огромных серых камней домика Джона, Энн увидела Мэб. Старушка стояла на высокой скамейке у окна, пытаясь заглянуть внутрь, и что-то сердито выкрикивала.
— Добрый день, Мэб, — поздоровалась Энн. Мэб недовольно оглянулась, но при виде Энн ее лицо смягчилось.
— Ты выпила мое снадобье! — удовлетворенно сказала она.
Энн кивнула, решив не говорить Мэб, что поделилась им не с Брайаном, а с посторонним мужчиной.
В окне показалось бледное лицо Клары. Увидев его, Мэб рассвирепела и изо всех сил забарабанила кулаками по стеклу. Клара пискнула и исчезла.
— Клара, выходи, черная твоя душа! Ты думаешь, спрячешься от Мэб спрячешься от них? — Старушка указала на небеса. — Грядет расплата!
Из дома донесся шум и звон бьющейся посуды. Мэб прислушалась и удовлетворенно кивнула.
— Я бы хотела попрощаться с ней, — робко подала голос Энн.
— И не думай об этом! — Мэб пренебрежительно кивнула в сторону окна, — не стоит эта дрянь никаких прощаний!
— Но… — Энн умолкла, остановленная колючим взглядом горящих глазок Мэб. — Хорошо, я, пожалуй, пойду.
Мэб жестом остановила ее, сорвала огромный лист растущего под окном папоротника и трижды величественно взмахнула им в разных направлениях.
— Трепещите, черные души, есть еще у Мэб глаза и уши! Близок час, поднимется рука…
— И получит каждая сполна, — неожиданно для себя громко закончила Энн.
Мэб с интересом посмотрела на нее, ожидая продолжения.
— Извини, пожалуйста, я не хотела мешать, это получилось как-то само собой, — виновато пробормотала Энн, низко опуская голову, — ее душил смех.
