— Точно, кузен, ну, ты даешь, продолжай же…
Обалдук волнуется. Он дергается, пыхтит, шуршит, скрипит, скрежещет как немазаная телега. Кузен Гектор подходит к нему.
— Я тебя немного поимел, а, племянничек? — говорит он, дружески защемляя старикашке нос двумя пальцами.
Шутник он, наш Тотор.
— Слушая телефонный разговор, я понял, что ты ждешь специалиста по дешифровке, которого возьмешь с собой в Германию. Парень должен был вот-вот материализоваться, и послал его некий Бульбульхонар. Что же я сделал? Чтоб моя рожа стала похожа на кожу задницы при рожистом воспалении! Я дождался прибытия этого типа, некоего Марзана, как я понял.
Он вылез из такси и пока расплачивался, я спросил его, он ли это, он ответил, что да, тогда я ему выдал, что я его жду и что у нас дело в доме напротив. Я проводил его в хибару Фуасса…
Взрыв смеха со стороны Гектора, к которому присоединяется громогласный орган Берюрье.
— Еще не все! Я вырубил его и связал в кладовке. Затем присвоил его бумаженции и выдал себя за него. Вот так я смог отыскать вас, козлятки.
Он засовывает два пальца за ворот рубашки.
— Не хвастаясь, я думаю, что поспел вовремя, не так ли?
Пино, который открывает глаза, скромно просит развязать его. Ему хочется увериться, что он не умер и все это происходит в действительности!
— Чем займемся теперь? — требует Толстый. — Я бы заморил червячка, а вы?
— Заберем сначала то, что у господина, — говорю я, указывая на Обалдука…
Босс крутится, клянется, что у него нет половины формулы и т. п.
Но я-то знаю, что она у него. Если Артуро прихватил свою для сверки двух листов, Обалдук, у которого в черепе ни мыльная пена, ни стружки, наверняка принял такие же предосторожности. В этом деле обе команды работали под копирку…
Обыскиваю господина и в двойной подкладке бумажника откапываю лист, сложенный вчетверо, обтрепанный с одной стороны. Видимо, его отдалили от другой части с помощью разрезного ножа, который резал плохо. Отпечатанное на листе мне ни о чем не говорит. Расшифровка — это дело нашей спецсекции.
— Теперь попробуем добраться до Западного Берлина.
— Но пилота уже нет! — бормочет Пинюш. Я слегка бледнею. Серьезное препятствие. Двое, которые умели рулить, загибаются у наших ног в весьма жалком виде.
— Послушайте, ребята, — говорит Гектор, — вы же знаете, что я помешан на технике. Пока летели, я смотрел, как управляет усопший приятель, и я теперь могу справиться сам, без хвастовства. Только вот куда лететь?
— Не дрейфь, — перебиваю я, — я был штурманом в армии. В дорогу! Эта страна начинает мне надоедать!
— А они? — осведомляется Берю, указывая на Эльзу и Обалдука.
— Оставим здесь. У меня нет привычки добивать пленных.
— После того, что сделала эта девка?! — возмущается Толстый.
— Вот именно, у нее будет время поразмышлять! Пока их отыщут в этом забытом богом углу, сквозь их каркасы прорастут грибы, не так ли, мой ангел?
Я наклоняюсь и целую ее. Эльза в полной прострации. У нее нет сил даже протестовать.
— Хороша крошка, — оценивает Гектор, — если бы кусочек времени, я бы охотно…
— Целомудрие узницы так же священно, как ее жизнь! — возмущаюсь я. — Отваливаем!
Сильно болтает, и я в какой-то момент думаю, что карбюратор объявит развод коробке скоростей, но должен тем не менее признать, что Гектор выкручивается вполне прилично.
— Похоже, что он управляется с этой керосинкой всю жизнь! — признает Берюрье…
— Говорят, «управляет вручную ножным управлением», — исправляю я.
— Говорят так, как знают! — протестует его Толстячество, фыркая.
Чтобы скрыть презрение, он хватает французский еженедельник из бардачка жужжалки. Гектор объясняет, что это газета, которую он купил перед отъездом из Франции. Берю начинает листать ее и вдруг орет как резаный.
Требуем в чем дело и он указывает на маленькую рубрику в разделе брачных объявлений. Я читаю вслух:
«Дама за тридцать в процессе развода, но ненавидящая одиночество, рассмотрит предложения о новом замужестве с мужчиной от двадцати пяти лет, желательно зажиточным. Писать в газету на имя Берты Пуальфу».
— Ну и что? — удивляюсь я. — Тебя-то чем это касается?
