– Почему теперь? – спросил Роупер, после того как они вернулись под надежную крышу Главной Цитадели. – С прошлой эпидемии прошло уже пятьдесят лет, почему чума появилась снова?
Они поднялись по ступеням к своим покоям, обнаружив там Хелмица, как всегда, охраняющего дверь, и рядом с ним – насупившегося Текоа. Легат повернулся к Роуперу сразу же, как только его увидел.
– Не могу поверить, что заключил союз с таким идиотом!
Текоа махнул головой в сторону двери, намекая на то, что продолжать разговор им следует без посторонних ушей.
Роупер не стал отвечать на обвинение. Вместо этого он достал ключ и отпер замок.
– Все в порядке, Хелмиц?
– Все отлично, лорд, – ответил Хелмиц, жизнерадостно осклабившись.
Роупер, Текоа и Кетура вошли, оставив Хелмица продолжать охранять дверь. Войдя внутрь, Текоа тут же расстегнул плащ и швырнул его на кровать, затем подошел к камину, открыл заслонку вытяжки и стал раздувать еле теплящиеся угли.
– Чувствуйте себя как дома, – саркастически предложил Роупер.
Текоа мгновенно обернулся.
– Ты чертов слабоумный идиот! Сосунок недоделанный!
– В чем дело?
– Это чума!
– Я, что ли, в этом виноват?
– Конечно, ты! – взорвался Текоа. – Ты думал, сможешь укрыть тысячи грязных больных людей на улицах, не выстроив дополнительных отхожих мест и не обеспечив их нормальный пищей и обогревом? Ты думал, сможешь распихать их по чужим домам, не распространив инфекции? Чума не приходит ни с того ни с сего. Это не поганое проклятье Всевышнего и не игра случая! Эпидемии не было пятьдесят лет только потому, что на троне не сидел такой тупой чурбан, как ты! Вот что случается, когда к власти приходит правитель с мягким сердцем, – настоящая беда!
Роупер моргнул. Он был застигнут врасплох и не знал, что сказать в качестве оправдания.
– Я всегда слушал твои советы, Текоа… Задолго до этого, – сказал он наконец.
– Я только сейчас понял, насколько ты невменяем! – проорал Текоа. – Теперь надо действовать быстро, иначе вся крепость вымрет. Мы не должны допустить, чтобы бо́льшая часть народа перемерла. Нужен карантин, и причем срочно!
– Что конкретно ты предлагаешь?
Роупер уселся в кресло и уставился на легата, рыскающего взад-вперед по комнате. Сделавшаяся тихой Кетура села на краешек кровати рядом с плащом отца.
– Кордоны из легионеров перед каждой улицей, где замечена инфекция. Никто не должен входить туда или выходить.
– Людям это не понравится, – заметил Роупер.
Текоа посмотрел на него с изумлением. Он быстро прошагал к креслу, в котором сидел Роупер, и наклонился к самому его лицу.
– Ты еще не понял, милорд Роупер? – спросил он, почти не шевеля губами. – Когда на улицах вырастут горы из гниющих трупов; когда ты будешь блевать от запаха горящей плоти; когда целые кварталы вымрут за считаные дни – ты увидишь, как это понравится людям!
Инстинктивно Роуперу хотелось возмутиться тем тоном, каким Текоа давал свои советы, но фактически он опять почувствовал себя ребенком. Решение, им предложенное, было очевидным и одновременно ужасным, как песок во рту.
В течение часа легионеры были выведены из казарм и расставлены у входов в улицы, над дверями которых висели пучки сена. Солдаты выстроили баррикады из бочек, телег и столов и охраняли их день и ночь. Граждане с карантинных улиц вначале пришли в ярость, но вскоре притихли и отступили в свои дома. Солдаты стали продавать им еду, не забывая при этом отмачивать в уксусе металл, который брали в качестве оплаты, для того чтобы не подхватить заразу. Кроме того, они скидывали с баррикад вязанки дров, которые в темное время суток разбирались гражданами, оказавшимися в заточении. И повсюду в крепости носился горький запах дыма от сжигаемых на жаровнях трав – вездесущий как холод.
С каждым днем смертей становилось все больше. Ежедневно с рассветом из домов выносились трупы и складывались на мостовую. Кучи мертвых тел росли посреди улиц в течение всего дня, пока наступившая ночь не приносила в крепость относительный покой. Тогда разбросанные у баррикад вязанки дров подбирались и раскладывались вокруг мертвых тел, развернутых лицами на восток. Никто, кроме родственников, не имел права прикасаться к трупам, поэтому они так и сжигались на тех улицах, на которых их настигла смерть. Костры горели дымно и жутко. К утру от тел часто оставались только кучки белого пепла с торчащими из них обугленными конечностями. Останки складывались поплотнее – под следующий ежевечерний костер.
