За окном летит снежок,
А у нас все хорошо.
Во дворе метет метель,
Завтра будет новый день.
Ангел с неба наблюдает
Как ребенок засыпает.
За окном и вправду шел снег, а ветер направлял его, чтобы каждая снежинка легла на свое место. Тимофеев дернул струну, и колыбельная для дочки Васильева закончилась. Новоиспеченный отец посмотрел на друга с удивлением.
— Сам сочинил?
Скрывая довольную улыбку, Тимофеев отложил гитару.
— Вчера не спалось.
— Классно получилось.
— А у меня по-другому и не получается.
Маленькая Васильева, только сегодня выписанная из роддома, тихо спала. Отец все никак не мог налюбоваться ребенком.
— Наверно, это единственное в моей жизни, что я сделал хорошо.
— Хорош прибедняться. Вспомни, сколько ты преступников поймал.
— Ни одного.
— Во-о-от. Боятся они тебя.
Тимофеев налил водку по стопкам.
— Не будь тебя, весь поселок погряз бы в криминале.
— Да я вообще не понимаю, зачем здесь нужен участковый, — Васильев поднял стопку, — Ваську да Степаныча успокаивать.
— Да хотя бы их.
— Скучно.
— За отца! — провозгласил Тимофеев.
В комнату вошла жена Васильева.
— Давно ребенка-то усыпили? — с укором спросила она.
Тимофеев показательно шлепнул себя по губам.
— Молчу, молчу.
Васильева-старшая взяла на руки Васильеву-младшую, и обе женщины удалились в спальню. Тимофеев посмотрел им вслед и с грустью опустил глаза. Это не ускользнуло от Васильева, но вида он не подал.
— Надо к Петровне заехать, пока не закрылась, — предложил он, — потом сразу к Митрофанову и так — по цепочке.
— Ваську беспокоить не будем, — сказал Тимофеев.
Они поехали на автомобиле Тимофеева к Петровне в сельпо, и в подсобке выпили с хозяйкой за здоровье новорожденной. Потом заглянули к Митрофановым, благо те жили по соседству. Потом к батюшке, после чего очередность посещения земляков у них стала разниться. Но мимо Васьки не проехали, уважили. За руль садились по очереди, решив, что так будет лучше. Ближе к ночи оставался только Кузнечик.
Ехали не спеша, но автомобиль виляло из стороны в сторону. Снегопад тоже не облегчал поездку. Здравый смысл подсказывал, что пора прекратить это занятие, дочка и так здорова на радость родителям. Но как же не заехать к Кузнечику?
— Давно хотел спросить, — заплетающимся голосом прошептал Васильев.
— Выкладывай, — отозвался Тимофеев, вглядываясь в лобовой стекло, за которым ничего не было видно.
Тема была деликатная. Васильев прокашлялся и тут же забыл, что хотел спросить. Как-то неудобно получается, но что-то надо было говорить.
— Славик.
— Ну.
Вдруг картинка все-таки появилась.
— Ты почему на мою жену сморишь?
Тимофеев удивленно посмотрел на него.
— А что, нельзя?
— Да нет, братан. Хочешь — смотри. Но все же… Почему?
— Тебе правду сказать? — невесело усмехнулся Тимофеев.
Оба не заметили, как автомобиль увеличил скорость.
— Ну естественно, правду. Я тебя за это и уважаю, за правду.
Тимофеев вздохнул.
— Потому что я ее люблю.
Тут раздался грохот. Друзей бросило вперед. На их счастье сработали подушки безопасности.
— Кажется, приехали, — засмеялся Тимофеев, вытирая с губ кровь.
Сквозь шум работающих, но бесполезных дворников, они услышали, как отворилась калитка. Захрустел снег, оповещая чье-то приближение. Затем дверь со стороны водитель открылась, и они услышали голос Кузнечика:
— Ну вы и уроды!
На утро уже никто ничего не помнил. Оно и к лучшему. Незачем друзьям ссориться. Но свои ошибки надо исправлять. Васильев купил два профлиста, а Тимофеев отремонтировал забор Кузнечика, под пристальным надзором хозяина.
