Радости солдат не было предела. Кто-то разделся и полез в воду. Тянет быка за рога, тянет, а тот ни с места. Выбился солдат из сил и машет остальным:
— Чего глазеете? Давайте вместе попробуем вытянуть. Упёрся и не думает двигаться. Прихватите с собой и прутьев.
Разделись семнадцать солдат и тоже полезли в воду.
А Тимер выбрался из укрытия, собрал всю одежду и был таков.
Солдаты как ни в чём не бывало продолжали охаживать быка прутьями. А тот уставил глаза в одну точку и хоть бы хны.
Ухватились все восемнадцать за рога, тянут. Наконец колья не выдержали и бычья шкура сползла в воду. Посоветовались служивые:
«Теперь от падишаха будут одни неприятности,» — решили утопить шкуру и сели отдыхать. И каждый хвастался: «Это я тянул так сильно, что снял с быка шкуру!»
Пора и одеваться, а одежды след простыл. Всё вокруг обыскали, ноне нашли.
Голышом вернулись к падишаху. увидав их, падишах потерял дар речи. Потом, придя в себя, стал расспрашивать, как выло дело. Но солдаты, хоть и знали, как обманул их Тимер, не признались в своем растяпстве и заявили в голос:
— Клянемся аллахом, одежда исчезла с нас сама!..
Гневу падишаха не было предела. Он вызвал к себе Тимера и сказал:
— Я устрою тебе последнее испытание. Справишься с ним — половина моего богатства твоя!
— Я к вашим услугам, говорите! — как обычно, ответил Тимер.
Помолчал падишах, сделав вид, что обдумывает, и продолжил:
— Завтра утром укради у меня жену!
— Будет сделано! — сказал Тимер и ушел.
Как и прежде, до полуночи он отсыпался, потом взял ведро бычьей крови и отравился в сад падишаха. Прошёл он туда незаметно, спокойно дождался зари. Взошло солнце, запели птицы. Появилась, как заведено, стража. А за ней на тарантасе показался и сам падишах с женой.
Тимер разделся и вымазал себя бычьей кровью. Затем повис на пути у тарантаса вниз головой на кривом дубе.
Падишах, подъехав к нему, удивился и с издевкой произнес:
— Жена, взгляни, не Тимер ли это?
— Да, дорогой, это он, — ответила жена.
Вспомнил падишах о богатстве своем.
— Слава аллаху, и кроме нас нашлось кому убить Тимера. А ведь мог бы половину моего добра забрать… Надо сказать визирям, пусть заберут труп нечестивца, будем принародно хоронить с позором. Глядишь, и уважать начнут.
И отправились они дальше.
А Тимер спрыгнул с дерева, пробежал по саду и опять на их пути повис на дереве.
У царя глаза на лоб полезли, когда снова увидел его.
— Жена, а жена, не Тимер ли это? Тот ведь на кривом дубе висел. Ты побудь здесь, а я вернусь взгляну на того. — С этими словами он слез с тарантаса и пошел обратно.
Тут Тимер спрыгнул с дерева, подсел к жене падишаха и погнал лошадь с тарантасом к себе на квартиру. Там он быстренько отмылся и повез пленницу в другое, более надежное место. А хозяйке, если будут спрашивать его, наказал отвечать так:
— Ушел с женой падишаха в баню.
Спустя некоторое время явились визири:
— Где Тимер?
Старушка отвечает, как условлено:
— Он только что ушел с женой падишаха в баню, просил его не тревожить и дожидаться здесь.
Вернулись визири к падишаху и всё передали. Тимер той порой, зная, что падишах сам придет теперь за женой, собрал у дома народ. Вскоре в сопровождении полусотни вооруженных солдат явился и падишах.
— Разогнать немедленно этих …голодранцев, схватить Тимера и освободить мою жену! — закричал он срывающимся, от злости голосом. Но Тимер заранее подготовил бедноту, и люди не дрогнули. Падишах ещё пуще разъярился:
— Взять Тимера под стражу!
И Тимера заковали в кандалы. Перевернули в квартире всё вверх дном, но жену падишаха не нашли.
— Куда ты дел мою жену?
— А я и не думал её забирать себе, — отвечал Тимер. — Отдай мне обещанную долю богатства и получишь жену.
А что касается издевательств, сочтёмся позже.
Тогда падишах решил припугнуть упрямца:
— Не скажет, где жена, — повесьте его!
— Повесить-то повесишь, а жену вовсе не найдешь! Заплати лучше долг!
Подмигнул Тимер собравшимся: «Если не заплатит нам падишах то, что причитается, убейте его жену!»
А те кивали и хором соглашались: «Ладно, ладно».
Тут падишах перепугался не на шутку. Очень уж красивой была его жена. Не отдаст Тимеру богатство убьют её, а отдать — богатство жалко. Думал он, думал, потом подозвал одного из визирей и распорядился: