— Я заеду к кюре. Пусть позвонит в колокол.
Доктор вышел. Клер встала на колени, прижалась щекой к руке матери. Ее кожа все еще была обманчиво теплой.
— Мамочка, милая! Как рано ты нас покинула! А ведь еще утром ты пришивала ленты к ситцевым распашонкам и поела с таким аппетитом!
Колен погладил дочку по волосам и голосом, который показался Клер чужим, проговорил:
— Я побуду с ней, моя хорошая! Один! А ты займись братом. Его зовут Матье. Имя Ортанс сама выбрала. Мадам Колетт расскажет, что делать.
Как в кошмарном сне, Клер поцеловала мать в лоб, пятясь, отступила к двери. Когда она спустилась в кухню, там плакал новорожденный.
Повитуха его обмывала. Пухлый карапуз с морщинистой кожей и темным пушком на голове… Все тельце у него было кирпично-красное, глаза — полузакрыты.
— Говорят, что Господь недолюбливает ребенка, который забрал жизнь своей матери, — тихо проговорила повитуха. — Но я в это не верю. Невинное создание никого ни о чем не просило, так ведь?
Бертий с любопытством смотрела на ребенка. Этьенетта — глупо ухмылялась, потому что пенис новорожденного показался ей смешным. Наконец малыша отмыли от крови, которой он был с ног до головы перепачкан, и от голубоватой слизи. Когда Клер снова увидела красноватую воду, ей показалось, что она сходит с ума. Ей захотелось выставить всех из дома или сбежать самой.
— Клер, малыша нужно кормить козьим молоком, — сказала мадам Колетт. — У вас ведь есть козы?
— Да, но я собиралась отвести их к козлу. У Чернушки козленок, она до сих пор его кормит.
— Отправь Этьенетту ее подоить, иначе этот симпатичный бутуз проплачет всю ночь. Передай-ка мне пеленки, я его спеленаю.
Клер не шевельнулась. Смириться, принять этот удар судьбы у нее никак не получалось. Мама умерла, но житейские заботы остались — подоить козу, запеленать младенца… Шок был так силен, что она не испытывала ни малейшей привязанности к этому ребенку.
— Этьенетта! — будто бы со стороны услышала она свой голос. — Возьми чистое ведро и подои козу! Да сухарик прихвати, иначе Чернушка тебе не дастся.
Служанка тотчас же вышла. Бертий печально улыбнулась кузине:
— Бедная тетя Ортанс! Она даже не увидела сына…
— Это очень грустно, — подхватил Гийом.
Повитуха наконец управилась. Матье Руа походил на большого пупса, завернутого в белое шерстяное одеяльце. На голове у него был чепчик.
— Возьмешь его, Клер? — предложила мадам Колетт. — Предупреждаю, он тяжелый!
— Нет! Я не знаю, как правильно его держать. Пусть пока побудет у вас.
Девушка сняла с огня кастрюлю с бульоном. Жидкость выкипела, и овощи успели чуточку пригореть.
— Ничего у меня сегодня не получается!
Клер выглянула в окно. Вечернее небо уже окрасилось в нежные оттенки голубого и розового. Стенные часы прозвонили семь раз. Клер подошла, открыла стеклышко и остановила механизм. Она думала об отце, сидящем возле умершей, и о Жане. Она всей душой призывала его, поэтому даже не удивилась, когда в дверь постучали. Вошел Базиль, комкая в руке каскет. За спиной у него стоял Жан.
— Мы встретили доктора Мерсье, — сказал бывший школьный учитель. — Клер, он сказал, что мадам Руа скончалась. И мы с племянником решили зайти!
Соблазн броситься Жану на шею был велик, но девушка его поборола. Как хорошо было бы спрятаться в его объятиях, выплакать свое горе! Но это было невозможно.
— Спасибо, Базиль! — отвечала Клер. — Мамочка очень мучилась. А с малышом все хорошо. Входите же! Мадам Колетт, вы знакомы с мсье Дрюжоном и его племянником?
— Да, немного, — отвечала повитуха.
Жан явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он попал на мельницу впервые и робко озирал дом, в котором выросла Клер. Он даже не представлял, что тут такая красивая мебель, высокие потолки. В сравнении с домиком Базиля жилище семьи Руа показалось ему чуть ли не дворцом. Клер же достала стопки и наполнила их виноградной водкой.
— Простите, я сама не своя, — пробормотала она в качестве извинения.
Из овчарни донеслось заполошное блеяние. Клер топнула ногой:
— Вот ведь бестолочь! При том, что мать у нее — молочница! Разве так трудно подоить корову или козу? Я в сарай!
