Этьенетта кончиком языка облизнула верхнюю губу. Смерть, траур, кости и кровь интересовали ее куда больше, нежели песни о любви или уроки Закона Божьего. Промолчать было выше ее сил.
— Что, если эта злюка, мадам Ортанс, умрет в родах? Я в своей каморке слышу, как по ночам кричит сова. Каждую ночь садится на крышу мельницы и кричит! Дурной знак, верно?
Мелани перекрестилась. Жанна тоже, а потом сказала:
— Совы накликают несчастье — так говаривала моя мать. Муженек мой ловит их на птичий клей, а потом прибивает к дверям сарая. Но нашу Катрин это не спасло. Сколько гноя было у нее в животе — страшное дело!
Раймонда всхлипнула, и женщины еще быстрее заработали иголками. Чепцы их колыхались в такт бормотанию, причем каждая шептала что-то свое. Самая старая молилась. Этьенетта — та тихонько напевала: «Так приятно любимой упасть под бочок…» У ее матери снова зачесались руки: отвесить бы оплеуху, чтоб заткнулась. Дальше в песне пелось про белокурую девицу, а Катрин как раз была блондинка.
— А что же блинчики? — спросила она, стараясь перекрыть голос дочки. — Может, перемешать уже тесто? Оно должно быть готово.
Высокая и грузная, она встала, чтобы снять полотенце с большого керамического горшка. Шить она, в общем-то, не любила, поэтому охотно схватила сковороду с длинной ручкой и прошлась по ней кусочком свиного сала.
— Слабый у тебя огонек: ни душу согреть, ни блинов испечь! — неловко пошутила она, обращаясь к хозяйке дома.
Жанна в ответ усмехнулась.
— А у некоторых припекает в одном месте! Это мне Митон[22] — на ушко шепнул. Ну, что мамзель Клер — горячая штучка! — Эту тираду Этьенетта выдала в полный голос.
Ее мать чертыхнулась. Митон был местный холостяк тридцати лет от роду, волосатый, как дьявол, и хромой в придачу. Год назад Колен Руа взял его на работу.
— Говорила я тебе: держись подальше от этого козла вонючего! — Она схватила Этьенетту за ухо. — Ишь, на ушко шепчет, да еще всякие глупости! Мамзель Клер — девушка честная. А ты завидуешь, потому что не такая хорошенькая, как она.
Раймонда наслаждалась происходящим. Молочница так стиснула дочке ухо, что оно стало красным, как кровь. Но Этьенетта к грубому обращению привыкла и терпела молча.
— Удивляюсь, как еще муж не проснулся, — вздохнула Жанна. — Не шумите так. И отпусти ты свою девчонку! У нее что на уме, то и на языке.
— У мсье Дрюжона объявился племянник! — подала голос Мелани. — Видели его? Жена бакалейщика все его нахваливает. При том, что он и приходил в деревню один раз. Говорит, глаза у него синие, как сапфир!
— Видела я этого парня, — отозвалась Этьенетта, потирая ухо. — Мылся за домом мсье Базиля, в одних штанах! Вот у кого на груди ни волосинки!
Дом содрогнулся от удара грома. В открытое окно ворвался холодный ветер, взметнул пепел в очаге. Жанна вскочила и поспешно закрыла ставни.
— Если б молния угодила в хозяйский дом в Понриане, вот бы я обрадовалась! — заявила она. — Но такое случается только с бедняками, как мы…
Раймонда прошла к очагу и присела на кресло-сундук — любимое место Катрин. Молочница не сводила глаз с блина, шипевшего на смазанной жиром сковороде.
— Первый блинчик — тебе, — сказала она девочке. — Но подбрасывать я его не буду, все ж сегодня не Сретенье[23]!
Пошел дождь. Через щель под входной дверью в дом проник приятный запах свежей травы и теплой, мокрой земли.
Этьенетта заволновалась, вспомнив про ближайший деревенский праздник:
— Только бы до танцев распогодилось!
