Он заскрежетал зубами. Гнев душил его. Все благие намерения полетели коту под хвост. Едва слышно, хриплым голосом, он проговорил:
— Дрюжон, говорите вы? В таком случае я прихожу к выводу, что этот чертов анархист забил своими паскудными идеями голову и моей матери тоже, и она спала с ним. Зачем возносить ее на пьедестал? Пусть скатится с него одновременно с вами! Господи, пару минут назад я был так счастлив! И вы все уничтожили, Клер, без капли сожаления! И эти слова, которые вы бросили мне в лицо… Какой стыд! Вы лишены нравственных принципов!
— Замолчите! — отрезала Клер. — Может, вам изменяет память? Я согласилась на этот поспешный брак, чтобы спасти своего пса. Вы знали, что я не влюблена в вас. Так что не притворяйтесь обманутым! Вы хотели меня — я слышала это из ваших уст, и не раз! И вот я здесь, в вашей власти.
Клер нервно комкала шелковую китайскую шаль, покрывавшую ее плечи. В ее речах были и страсть, и душевный порыв. Трепещущая, задыхающаяся от волнения, она оставалась соблазнительной. Взгляд Фредерика скользнул по линии декольте, бледным щекам девушки, ее ярко-алым губам. Он не испытал и тени желания.
— Глаза б мои на вас не смотрели! — обронил мужчина. — Уйдите! Ложитесь спать и запритесь на задвижку, иначе я могу не сдержаться и убить вас.
Она в испуге смотрела на Фредерика. Сейчас он был слишком спокоен, даже невозмутим.
Стоял, сцепив руки за спиной.
— Подумайте сами! — сделала Клер еще одну попытку. — Вы нисколько не чище меня в моральном плане. Я не обязана вымаливать у вас прощение. Мое единственное прегрешение — я это признаю! — что я не рассказала вам все это до свадьбы.
Фредерик задумчиво усмехнулся, кивнул:
— Вы просите меня подумать… Странно, но память возвращается ко мне по мере того, как я вас слушаю. Ваш любовник, случайно, не племянник Дрюжона? Четырнадцатого июля, на танцах, он смотрел на меня сердито, когда мы вместе танцевали. И шеф полиции, Дюбрёй, помнится, рассказывал про вас удивительные вещи… Что его парни застали вас у ручья почти голой. Тогда я, болван, им даже позавидовал, свято веря в вашу невинность. Ей захотелось поплескаться в прохладной воде — вот что я подумал. Клер, вы тогда были с этим типом? Шлюшка, которая ночью бегала к кавалеру, — моя ненаглядная невеста! И ведь у вас уже было мое кольцо… Боже, скройтесь с глаз моих! Вы мне отвратительны!
Она отвечала шепотом, терзаемая муками совести, однако сейчас нужно было соврать:
— Вы ошибаетесь, это не Жан Дрюжон. Я встречалась с парнем из Вёйя, сыном нашего поставщика. И он умер! Если хотите, можем развестись. Я переговорю с отцом и верну деньги, которые отдала Бертий.
Фредерик присел на кожаное сиденье банкетки, указал жене на дверь.
— Разводиться я не стану. Приличия будут соблюдены. Вы будете и дальше ломать комедию перед своими родственниками. Со мной же получилось!
У Клер не хватило духу продолжить разговор. На цыпочках она поднялась на второй этаж. Красивая лампа с опалового оттенка абажуром освещала коридор, почти такой же широкий, как кухня на мельнице. Клер вошла в свою спальню, и первым, что ей бросилось в глаза, была ее амазонка.
«Слава Богу, сегодня он ко мне не прикоснется!» — заключила она.
Причину конфликта, их разобщившего, Клер находила нелепой. Ну конечно, ее аргументы шокировали его и любого другого такого, как он, иначе быть не могло. По ее мнению, упрекать себя ей было не в чем.
«Если бы он любил меня, ему было бы плевать, девственница я или нет!»
Клер в раздражении сорвала с себя платье, подъюбники и корсет, сжимавший талию. Надела тоненькую ночную рубашку с кружевами и легла. Возмущение и обида не давали ей уснуть. Было очень поздно, а встала она сегодня с рассветом.
«Я сделала, как он хотел, — сказала она себе в очередной раз, — вышла за него, почему же он так раздосадован?»
На глаза навернулись слезы. Вспоминать о Жане было больнее, чем когда-либо…
Посреди ночи дверь с грохотом распахнулась: Фредерик выбил ее ударом плеча. Клер с гулко стучащим сердцем села на кровати. Сквозь занавеси в комнату проникал блеклый лунный свет. Она едва узнала своего ночного визитера. Он был встрепан, шатался, белая рубашка расстегнута. Пьяный в стельку, он поддался безумному порыву: обладать ею, насладится ее наготой, подчинить ее своей воле.
