Все трое спустились в кубрик. Желтый свет керосиновой лампы показался Жану особенно приятным после ночного мрака.
Он присел на койку и, как часто бывало, стал думать о Клер. Мыслями он перенесся на тысячи километров — туда, где стеной вставала скалистая гряда, где пела речка, такая мирная в сравнении с океаном, но со своими быстринами, чьей силы вполне хватало на верчение мельничных колес. Вспомнилось морщинистое лицо Базиля, с удовольствием объявляющего, что набрал необходимые 1001 очко при игре в белот, потом красивое лицо Клер и ее чуть удивленная улыбка, когда удовольствие — на пике… И как он касается губами ее гладкой, округлой щеки и нежных грудей — этих «яблочек любви», таких упругих и теплых.
— А наш Жанно все мечтает!
Хриплый возглас товарища вернул его на борт «Бесстрашного» ровно в тот момент, когда судно содрогнулось от сокрушительного удара. В камбузе, где часть команды собралась за пинтой пива, все полетело на пол. Грохот перешел в какое-то безумное завывание. Леон, бледный как смерть, шепотом повторял одно слово — «мама».
— Все по местам! — распорядился старпом. — Чертова буря нас таки настигла, как я и думал. Пойду погляжу, как там капитан!
Дик выл, как по покойнику, потом срывался на лай и снова выл. Перепуганный Жан выскочил на палубу вместе со всеми. То, что он увидел, его ужаснуло. Со всех сторон сейнер окружала стена воды, различимая благодаря свету палубных фонарей. Юноше на миг показалось, что их судно — утлая лодчонка, угодившая в самый центр огромного водоворота. Еще секунда — и на «Бесстрашный» обрушились гигантские волны, словно сговорившись его уничтожить. Однако сейнер устоял.
Люди, казавшиеся крохотными на фоне разбушевавшейся стихии, бегали от прохода к проходу и от носа к корме. Все распоряжения старпома исполнялись с быстротой, от которой зависело спасение всех. Жан решил ни о чем не думать, а делать, что велено, действовать, подчиняться. Колонны серой воды вырастали снова и снова, раздувались настолько, что нависали над палубой. Леон спотыкался на каждом шагу, зажимал ладонями уши — крики товарищей и завывания бури повергали его в панику. Он обмочился, но даже не заметил этого.
— Леон, сюда! — крикнул ему Жан, видя, что подросток бежит к борту, который как раз опасно накренился. — Цепляйся, или тебя смоет!
Дальше был хаос: фонари потухли, мачта переломилась, отовсюду слышались стоны и призывы о помощи. Жан схватил Леона за руку и ощутил, как их уносит волна. Оба оказались за бортом. Жан тут же нахлебался ледяной воды, которая показалась ему очень соленой. Он выплюнул ее, не открывая глаз и изо всех сил пытаясь удержаться на плаву. Кто-то цеплялся за него. Ну конечно Леон! Еще немного — и они утонут…
Хороший пловец, Жан попытался грести свободной рукой. Затерянный в самом сердце мрака, он ничего уже не слышал. Легкие горели огнем. Однако пальцы друга все еще судорожно цеплялись за его левое предплечье.
— Леон, хватит уже брыкаться! — крикнул он.
— Жан! Жан, я не хочу умереть! Жан!
В ночи замелькал огонек. Его отсвет пробежал по мокрой корабельной обшивке. Что-то царапнуло Жана по ляжке, и ему почудилось, что рядом чернеет что-то круглое, мохнатое. С сейнера крикнули:
— Эй, мелюзга! Хватайтесь за ошейник! Дик вас удержит, пока мы спустим лодку!
Жан испытал чувство глубочайшего облегчения, узнав голос Колченогого. Перебирая лапами, пес плавал вокруг них с Леоном. Это он задел Жана.
— Леон, мы спасены! Дик рядом, хватайся за ошейник!
Но мальчишка, задыхаясь, в панике колотил свободной рукой и ногами. Жан не без труда отцепил его от себя, оттолкнул. Пес хорошо знал свое дело: он схватил Леона за ворот куртки и потянул назад.
— Молодец, Дик! Тащи его! А я — за вами!
Жан поплыл, путаясь в отяжелевшей от воды одежде. Громкое шипение заставило его оглянуться. Завалившийся на бок, сносимый поистине убийственной волной, «Бесстрашный» несся прямиком на него и на лодку, в которой, подняв фонари, стояли старпом и три матроса.
— Мамочка! Господи! Клер…
То была отчаянная молитва смертника. Перед глазами у Жана промелькнул родной дом на холмах Баланса, в долине реки Роны. Он взывал к матери, которую совсем не помнил, к Богу, в которого уже давно не верил, и к черноволосой девушке, от которой видел только любовь и нежность. Мгновение — и он пошел ко дну, беспомощная фигурка в месиве из просмоленных досок, обрывков снастей и железных обломков.
