Вместо этого она извлекла из-под балахона некий предмет и положила на стол – туда, куда указал господин Лоуренс.
Я не поверил своим глазам.
Ибо предметом этим оказалась очень знакомая котомка – моя.
– Смотри не смешай их с другими монетами, – небрежно произнес господин Лоуренс с легкой улыбкой на губах. Глаза его прищурились, как у старичка, улыбающегося любимой внучке. Госпожа Хоро рядом с ним развязала шнурок моей котомки. Кстати говоря, моя котомка, предназначенная, чтобы ее носить через плечо, была перетянута двумя шнурками: один, вокруг горловины, свободным концом был привязан ко второму, перетягивающему дно котомки, так что получалось кольцо.
Госпожа Хоро сейчас развязывала нижний шнурок, положив котомку горловиной на стол.
Я не думал, что она может допустить такую простую ошибку, но все равно забеспокоился и собрался было подать голос.
Но тут господин Лоуренс сказал мне:
– А, вон та монета неправильная.
– Что? Ой.
Я положил монету с изображением лилии туда, где были монеты с лилией и луной.
Поспешно исправив свою ошибку, я заодно убедился, что других подобных ошибок не допустил.
– Ты непременно будешь ошибаться, если отвлекаешься, – укорил меня дедушка, сидящий напротив. Я опустил глаза и вернулся к работе.
Мне следует беспокоиться за себя, не за других. Если я наошибаюсь, то лишь доставлю неприятности господину Лоуренсу. А чтобы беспокоиться за госпожу Хоро, я был на сотню лет младше, чем нужно.
Едва я успел так подумать…
– Эй, Хоро!
– Мм, ай?
Господин Лоуренс вскочил со стула и протянул руку к госпоже Хоро, но опоздал. Котомка, которую госпожа Хоро развязала собственными руками, повела себя так, как предписано законами природы.
Как только госпожа Хоро медленно потянула за шнурок, содержимое котомки, которое ничто больше не удерживало, полетело на стол. И, как если бросить кожаный мех с водой, его содержимое не просто падает, но ищет дырочку, через которую выплеснуться, так вышло и здесь.
Горловина котомки была затянута совсем легонько.
Тяжелые серебряные монеты внутри с легкостью прорвались сквозь препону и понеслись туда, где трава зеленее.
Все произошло в мгновение ока.
Когда я пришел в себя, госпожа Хоро рассеянно смотрела на пустую котомку у себя в руках, стоя перед ее рассыпанным содержимым.
– Что ж ты наделала, дура! – выкрикнул господин Лоуренс.
Лицо госпожи Хоро под капюшоном исказилось.
Я непроизвольно съежился, однако возгласа госпожи Хоро «сам дурень!» не услышал. Вместо этого она посмотрела на господина Лоуренса глазами испуганного ребенка и принялась доставать просыпавшиеся серебряные монеты из горы монет, уже лежащих на столе.
Однако песок от железных опилок не отделить без специальных орудий. Задача перед госпожой Хоро была сложна еще и потому, что некоторые из монет были того же типа, что и разложенные на столе.
Поэтому госпожа Хоро только сильнее все запутала. Прежде чем на нее накричали, господин Лоуренс ухватил ее за плечи и оттащил назад.
В комнате повисло неловкое молчание.
Забыв дышать, я ждал, когда кто-нибудь подаст голос.
Дедушка прокашлялся.
– Я вовсе не рассердился. Ничего, если я скажу, сколько там было серебряков? Не смотрите, как я выгляжу, вот здесь у меня еще все в полном порядке, – и он указал себе на голову.
Конечно, слова торговца никогда нельзя принимать за чистую монету, но, судя по лицу дедушки, он и вправду не был рассержен. Скорее всего, он считал монеты, пока мы расставляли столбики.
Господин Лоуренс, похоже, хотел что-то сказать госпоже Хоро, но закрыл рот и кивнул.
– Прости. Я не хотел, чтобы ты говорил, что я в этом хаосе сжульничал с количеством монет.
– Ха-ха. Я бы сказал то же самое, даже если бы вел письменный счет.
«У тебя есть доказательства, что я съела сушеное мясо?»
Так спросила на постоялом дворе госпожа Хоро.
В этом мире неоспоримые доказательства встречаются редко.
– Тридцать две монеты епископата Радеон. Пятьдесят пять монет собора Митцфинг. Сорок две монеты коронации эрцгерцога Дандерена. И восемьдесят пять тренни.
Проговорив все это, дедушка посмотрел на господина Лоуренса немного сонным взглядом.
– Я сосчитал точно так же, – ответил господин Лоуренс. Дедушка широко улыбнулся и, повернувшись к госпоже Хоро, сказал:
