Взгляд более внимательно заскользил по стенам собора, по плитке, и через некоторое время мне удалось уловить некоторую закономерность — шесть одинаковых, явно старых колонн, несущих на себе отпечаток Силы и странный узор на полу, который, если приглядеться, слабо переливался, когда я наступала на него.
Встав на узор, я не нашла ничего умнее, нежели зажечь на ладони маленькое пламя и сконцентрироваться на нем и на имени «Вальда».
* * *
«Однако. Она упряма и уперта, интересно что же она собирается просить у меня? Избавления? Мести? Силы? Власти?».
Бог взлетел чуть выше, зачерпнул крыльями немножко ночи и бесшумно закружился над Собором, вспоминая…
…что когда-то давно это было его собственное святилище, его алтарь, на котором дети его мира приносили хвалу своему создателю. И сам мир, который он создал, и люди, в нем живущие — все это было его любимым детищем, его игрушкой, любовно взращенной, самым первым его творением.
Он, Вальда, дал Силу самым рассудительным и мудрым из них, дабы они смогли выжить в тех суровых условиях, которые царили в только что созданном мире. Нет, он не хотел сделать жизнь людей безоблачной, так ему было банально неинтересно, но явно перестаравшись в создании трудностей и опасностей и любя людей, наделил их хоть и маленькой толикой, но все же божественной силы.
Он дал им все — и что получилось?
Люди не только забыли своего бога, они еще и решили, что его дар им больше не нужен, придумали себе нового, пафосного божка и умертвили почти всех, кто обладал Силой.
Вальда навернул еще кружок над герцогством.
И он перестал смотреть на свое творение — были у него и другие проекты, более удачные, более продуманные, созданные с учетом предыдущего неудачного опыта.
Пока буря, устроенная одним из последних носителей его дара не привлекла его внимания — он присмотрелся, увидел ту травлю, которую ей устроили, и решил устранить настолько неудавшуюся форму жизни, как люди, поняв, что ничего достойного из этой затеи уже не получится.
И создал эпидемию, которая должна была уничтожить жизнь за довольно-таки короткий срок.
Сейчас же, летая над старым алтарем, он удивлялся, что нужно от него этой маленькой девушке, которая так долго поддерживает жизнь в язычке пламени, самой изменчивой из четырех материй.
Вальда упал в колокольню собора и опустился прямо перед напрочь перепуганной девушкой.
* * *
Я отпрянула и инстинктивно зажмурилась, когда что-то вдруг спикировало с потолка.
Потом первый страх прошел, я заставила себя открыть глаза — и увидела его.
Больше всего он напоминал черный холм с широкими крыльями, от которого исходило столько Силы, что я невольно отступила еще на несколько шагов.
— Ты звала — и я пришел. Говори.
От звуков этого, с позволения сказать, голоса я упала на пол и едва не потеряла сознание, но тут чьи-то руки подхватили меня и поставили на землю, отряхнув с платья прилипший к нему мусор.
— Отвык я уже общаться с такими слабыми существами, как вы, — молодой, не старше меня парень с холодным равнодушием смотрел на меня, и в темноте собора я видела, как светились тускло-желтым его глаза.
— Ты, — я запнулась, потом набралась смелости и уже более уверенно сказала — Ты Вальда?
— Да. — Парень подошел ко мне ближе, опустил руки мне на плечи и посадил на скамью. — Так зачем ты меня звала?
Признаться, я растерялась.
И что мне говорить этому чужому божеству?
Что меня хотят сжечь?
Что я — ведьма?
Или что мне страшно?
— Ну, этим ты можешь не утруждаться, — ровно промолвил Вальда, усаживаясь рядом со мной, — это я знаю и так. Для чего тебе в этой ситуации понадобился я?
Внезапно меня словно что-то всколыхнуло, и я выложила этому потустороннему существу все, что я чувствую — боль, страх, растерянность, непонимание, любовь, стыд, желание жить. Мне было в принципе даже все равно, поймет он меня или нет, необходимо было простое чувство, что рядом кто-то есть.
Если бы рядом был наш с Атерой пес, я разговаривала бы с ним.
Но был только Вальда.
Он слушал, не перебивая, а затем все таким же ровным, ничего не выражающим голосом сказал:
— Для тебя смерть утром будет все же более лучшей, чем гниение от эпидемии, а от нее не спасется никто.
