— Вы скучаете по матери?
Размышляю над ее вопросом.
— Нет. Я рад, что она наконец умерла. Она бы не вынесла, если бы мне пришлось умирать на ее глазах.
— Я вам говорила, что вы уже умирали. Но если вам, как Лазарю, придется умереть снова, обещайте, что явитесь ко мне.
— Договорились. О'кей.
Голова на подушке кивает:
— Думаю, вы окажетесь в окружении смуглых египетских дев. Вы — «моя египетская змейка».
— А-а! «Антоний и Клеопатра!» «Бальзам! Блаженство! Совершенный воздух!»
Она завершает:
— «Тише. Не буди/Младенца на моей груди, который сосаньем мамку насмерть усыпит».>{85}
Ее ладонь проскальзывает под блузу и накрывает грудь.
— Вы можете почувствовать это с мужчиной, Кэт.
— Знаю.
Блуза колышется над неторопливо движущимися пальцами. Издаю непроизвольный вздох. Она слышит его, истолковывает по-своему, издает смешок, сопровождаемый мягким мурлыканьем.
— Это могли бы быть вы. Вполне бы могли, — бормочет она.
В последний раз во мне просыпается желание. Знаю, ее предложение искренне. Женщина, мочившаяся на Хавлока Эллиса>{86}, может позволить Фрейду погладить ее грудь из одного только великодушия и благодарности.
Я меняю местами закинутые одна на другую ноги, и она, почувствовав, что мне неудобно, легко переводит разговор на своего любящего, но холодноватого отца. Он весь не от мира сего; мать останавливает болтовню за обеденным столом одной фразой: «Отец хочет что-то сказать». Сейчас Кэт может говорить о нем куда спокойнее. Когда ее поток иссякает, она спрашивает:
— Как бы вы определили любовь?
— Это выше моих сил, Кэт.
— А она здесь, вы знаете? Она здесь.
Она права; любовь прокралась в комнату и стала еще одним таинственным экспонатом моей странной коллекции древностей. Она сильнее, чем любой из них. Мы забыли о времени, молчим, как любовники на тихом летнем озере, — целиком поглощены друг другом, весла замерли, плещется вода.
Вдруг почти неслышный, пульсирующий звук; он нарастает, хотя и не приближается, и вполне узнаваем — это непрекращающееся, наполненное ненавистью гудение толпы.
Теперь это стало слишком привычным.
— В конце концов, он победит, — бормочет Кэт. — Я в этом уверена.
Ее реплика удивляет меня. Все, что происходило в политике после Троянской войны, ее абсолютно не интересует.
— Кто — Дольфус>{87}? Возможно. Я даже в некотором роде надеюсь на это. Все лучше, чем анархия… Или вы имели в виду Гитлера?
Она слегка встряхивает стриженой головой:
— Я имела в виду Бессмертный Эрос.
