— Будьте любезны прекратить съемку! — крикнул Герман Игнатьевич. — Не видим же ничего! Все равно такое публиковать нельзя!
— Простите, что было описано писательницей? — тихо спросил оставшуюся без дела корреспондентку Бобрыкин.
— Оживление мертвого путем гальванизации. Эрнест Аркадьевич у нас прямо-таки доктор Франкенштейн! — с восхищением произнесла Ольга Михайловна. Бобрыкин ничего не понял, но не стал показывать свою неосведомленность перед женским полом.
— Да что ж такое! — возмутился Ваня Жуков. — Опять мне рыбьей мордой в харю тычут!
В это время осетра удалось водворить обратно в электропечь. Он дернулся пару раз, но снова возродиться к жизни ему не удалось.
— Пойдемте вымоемся, господа, — махнул рукой Герман Игнатьевич. — Видок у нас с вами слегка не комильфо.
С гусем, слава богу, никаких приключений не случилось. К пяти часам пожаловало жюри. Мосье Нё де Канар был высок, сутул и тощ. На длинном носу у него красовались очки, в руках он держал крохотный блокнотик, в котором критик постоянно делал пометки. Ел он с таким видом, словно пробовал не отравлено ли блюдо. Мосье Мишлен, напротив, был низкого роста, тучен и приветлив. Он постоянно улыбался и ничего не записывал.
Результаты первого тура русский ресторан не сильно обрадовали, но и не огорчили, принимая во внимание случившиеся казусы. Из десяти оставшихся ресторанов лидировал японский, на второе место попал немецкий, а на третьем оказался «Вилла Савуар». Четвертым жюри назначило американцев, которые, по слухам, сервировали нечто странное. Выглядело блюдо так: половинка булки, на ней котлета из говядины, потом томатный соус, затем кольца лука, а сверху вторая половинка булки. Вторым блюдом была та же располовиненная булка, но с сыром, а третьим — булка с рыбой. Ко всем трем блюдам полагалась картошка, нарезанная соломкой и обжаренная в специальном аппарате, называемом «фритюрница». Вместо вин для сопровождения блюд подавались молочные коктейли с разными фруктовыми добавками. Братья Макдональд прямо перед носом жюри жарили картофель в своей адской машине, брызгая маслом, и взбивали в новомодном шейкере коктейли. Видимо, от удивления французы поставили им довольно высокие баллы.
Однако впереди рестораторов ждало более суровое испытание чем plats de résistance. В борьбу вступали официанты!
Перед Бобрыкиным и Германом Игнатьевичем выстроились официанты, отобранные для участия в гонке. Она состояла из двух этапов, но официантов стояло шестеро — на случай, если кого-то придется заменить.
— В общих чертах вы знаете, в чем состоит соревнование, — вещал Бобрыкин, — но я зачитаю официальную бумагу с условиями, которую мы сегодня получили от жюри. — Он вскрыл конверт и начал читать: — «Сourse des garçons de café. Гонка представляет собой эстафету. Первый этап эстафеты начинается от Эйфелевой башни и заканчивается у Триумфальной арки. В этом этапе могут принимать участие два человека: официант с подносом и механик. Цель этапа — продемонстрировать работу устройств, способных ускорить работу официанта. Возле Триумфальной арки официант должен передать поднос своему коллеге. На втором этапе официант должен пройти с подносом пешком от Триумфальной арки до площади Согласия, что составляет расстояние в один километр девятьсот пятнадцать метров. На поднос ставится бутылка вина, два бокала и чашка с кофе. Жюри ставит оценки по пятибалльной системе по трем категориям: скорость, устройство на первом этапе эстафеты, сохранность предметов на подносе (предметы выдаются участникам перед началом соревнования). Из десяти участников ресторанной гонки после второго тура выбывает половина — те, кто набрал наименьшее количество баллов», — Бобрыкин свернул листок. — И, как вы поняли, на подготовку опять три дня.
Для первого этапа эстафеты из России привезли специально для гонки сконструированный трехколесный двухместный велосипед. Предполагалось посадить механика впереди, а сзади официанта с подносом. В задачу официанта не входило крутить педали — он должен был следить за сохранностью предметов на подносе. С одной стороны, велосипед большой скорости развить не мог, но конструкторы установили на него мотор-колесо, что ускоряло движение. Эрнест Аркадьевич, заранее разобравшийся в конструкции велосипеда, взял на себя труд объяснить его устройство:
