– Она устроена иначе!
– Прошу прощения. Тогда у меня нет времени на нее смотреть.
И она поцеловала его в щеку и вышла из комнаты, а он остался лежать, обоняя ветер, дувший из спрятанной внизу машины, обогащенный ароматом жареных каштанов, которыми торгуют осенью на парижских улицах, где он никогда не бывал…
Среди завороженных собак и мальчишек незаметно бродил кот и мурлыкал перед гаражной дверью на фоне шума белоснежных валов, разбивающихся о далекий, ритмично дышащий берег.
«Завтра, – думал Лео Ауфман, – мы испытаем машину, все вместе».
* * *
Поздней ночью его что-то разбудило. В дальней комнате раздавался чей-то плач.
– Саул? – прошептал он, вставая с постели.
Саул в своей комнате плакал, зарывшись головой в подушку.
– Нет… нет… – рыдал он. – Кончено… кончено…
– Саул, сынок, скажи, тебе кошмар приснился?
Но мальчик только плакал в ответ.
Сидя на кровати мальчика, Лео Ауфману вдруг пришло в голову выглянуть в окно. Гаражные двери были распахнуты.
Он почувствовал, как волосы зашевелились у него на затылке.
Когда Саул, всхлипывая, снова погрузился в тяжелый сон, его отец спустился к гаражу и, затаив дыхание, протянул руку.
В прохладной ночи к металлу Машины счастья было не прикоснуться.
«Значит, – подумал он, – Саул приходил сюда этой ночью».
Зачем? Неужели Саул такой разнесчастный, что ему понадобилась машина? Нет, он счастлив, но ему не хочется расставаться со своим счастьем. Мальчик же не виноват в том, что понимает свое положение и не хочет перемен? Нет! И все-таки…
Над головой из окна Саула вдруг выпорхнуло нечто белое. Сердце Лео Ауфмана так и екнуло. Потом он понял, что это выдуло в ночь оконную занавеску. Но казалось, нечто сокровенное и трепетное, как душа мальчика, вырвалось из его комнаты. И Лео Ауфман вскинул руки вверх, словно хотел перехватить, втолкнуть это нечто обратно в спящий дом.
Похолодевший, дрожащий, он вошел в дом и поднялся в спальню Саула, втащил трепетавшую занавеску внутрь и запер окно, чтобы это бледное создание больше не убегало. Потом уселся на край кровати и обнял Саула.
* * *
– «Рассказ о двух городах»? Мой. «Лавка древностей»? Ха! Это Лео Ауфману на все времена! «Большие ожидания»? Были такие у меня когда-то. Но теперь «Большие ожидания» пусть останутся у него!
– Что происходит? – спросил Лео Ауфман, войдя в комнату.
– Раздел общего имущества, – объявила жена. – Когда папочка по ночам пугает своего сыночка, значит, пора все рубить пополам! С дороги, Мистер Холодный Дом, Лавка Древностей! Во всех этих книгах не найдется сумасшедшего ученого вроде Лео Ауфмана. Ни единого!
– Ты уходишь, даже не испытав машину! – возмутился он. – Испытай, и ты разберешь свои вещи и останешься!
– «Том Свифт и его электрический аннигилятор». А это чье? – вопросила она. – Стоит ли гадать?
Фыркнув, она протянула «Тома Свифта» Лео Ауфману.
* * *
Под вечер все книги, посуда, одежда и постельное белье были сложены в стопки. Одна здесь. Другая – там. Четыре здесь. Четыре – там. Десяток здесь. Десяток – там. Лина Ауфман, утомленная подсчетами, вынуждена была присесть.
– Ладно, – тяжко выдохнула она, – прежде чем я уйду, докажи мне, что не станешь пугать ночными кошмарами невинных сынишек!
Не говоря ни слова, Лео Ауфман повел жену в сумерки. Она стояла перед оранжевым ящиком высотой восемь футов[13].
– И это счастье? – сказала она. – Какую кнопку нажать, чтобы испытывать безудержное веселье, благодарность, удовлетворенность и неоплатный долг?
Стали собираться дети.
– Мама, – сказал Саул, – не надо!
– Должна же я знать, о чем я тут кричу, Саул.
Она залезла в машину, уселась и взглянула на мужа, качая головой.
– Это не мне надо, а тебе, издерганная крикливая развалина.
– Пожалуйста, – сказал он. – Вот увидишь!
Он захлопнул дверцу.
– Нажми кнопку! – крикнул он ставшей невидимой жене.
Щелчок. Машина тихо задрожала, как огромная собака, которой снятся сны.
– Папа! – сказал обеспокоенный Саул.
– Слушай! – велел Лео Ауфман.
Сначала ничего не происходило, кроме дрожания внутренних тайно движущихся шестеренок и винтиков машины.
– С мамой все в порядке? – спросила Наоми.
– Все в порядке, с ней все нормально! Так, а теперь!
