– Саул, вызови пожарную команду!
Лина Ауфман перехватила Саула на бегу и сказала:
– Саул, подожди.
Взметнулся столб огня, раздался еще один приглушенный взрыв. Теперь уже машина заполыхала не на шутку.
Лина Ауфман кивнула.
– Ладно, Саул, – сказала она. – Беги, вызывай пожарных.
* * *
Почти все прибежали на пожар. Дедушка Сполдинг, Дуглас и Том, почти все постояльцы и кое-кто из пожилых с того берега оврага, все дети из шести соседних кварталов. И дети Лео Ауфмана стояли впереди, гордые тем, как неотразимо вырывались языки пламени из-под крыши гаража.
Дедушка Сполдинг, глядя на дымный шар в небе, тихо сказал:
– Лео, это она? Твоя Машина счастья?
– Когда-нибудь, – сказал Лео Ауфман, – я разберусь и скажу вам.
Лина Ауфман, стоя в темноте, смотрела, как пожарные вбегают во двор и выбегают, как гудит гараж и проваливается крыша.
– Лео, – сказала она, – чтобы разобраться, года не понадобится. Оглянись вокруг. Помолчи. Потом скажешь мне. Я буду расставлять книги на полки и одежду буду развешивать, готовить ужин, поздний ужин. Вон как темно. Идемте, дети, помогите маме.
* * *
Когда пожарные и соседи разошлись, Лео Ауфман остался с дедушкой Сполдингом, Дугласом и Томом размышлять над дымящимися развалинами. Он помешал ногой мокрые уголья и медленно проговорил то, что должен был сказать:
– Первое, что узнаешь в жизни, – это то, что ты глупец. Последнее, что узнаешь в жизни, – это то, что ты тот же глупец. За один час я многое обдумал. Я думал, Лео Ауфман – слепец!.. Хотите увидеть настоящую Машину счастья? Запатентованную пару тыщ лет назад? Так она до сих пор работает. Не скажу, что всегда хорошо, нет! Но ведь работает! Все это время она находится здесь.
– А как же пожар? – спросил Дуглас.
– Конечно, и пожар, и гараж! Но, как сказала Лина, чтобы во всем разобраться, года не нужно. То, что сгорело в гараже, не в счет!
Они пошли следом за ним по ступенькам на веранду.
– Вот, – прошептал Лео Ауфман, – окно. Не шумите и увидите.
Не без колебаний дедушка, Дуглас и Том стали всматриваться сквозь большое оконное стекло.
А по ту сторону окна, в уютных островках света лампы просматривалось то, что хотел видеть Лео Ауфман. Саул и Маршалл играли в шахматы на кофейном столике. В столовой Ребекка выкладывала столовое серебро. Наоми вырезала платьица для бумажных кукол. Руфь рисовала акварельными красками. Иосиф играл со своей электрической железной дорогой. В кухонную дверь было видно, как Лина Ауфман достает жаркое из дышащей паром духовки. Каждая рука, голова, каждые губы выполняли большие или малые движения. Из-за стекла доносились их отдаленные голоса, чье-то высокое сладкоголосое пение. Доносился и аромат выпекаемого хлеба. И ты знал наверняка, это настоящий хлеб, который вскоре намажут настоящим маслом. Все было на своих местах, и все действовало.
Дедушка, Дуглас и Том обернулись на Лео Ауфмана, который с порозовевшими щеками умиротворенно смотрел сквозь окно.
– Ну, конечно, – бормотал он. – Вот же она. – И смотрел то с мягкой грустью, то с мгновенным восхищением и, наконец, молчаливым признанием на то, как всё до последней мелочи в этом доме смешивалось, сотрясалось, успокаивалось, приходило во взвешенное состояние и снова – в непрерывное движение.
– Машина счастья, – сказал он. – Машина счастья.
Спустя мгновение он исчез.
Дедушка, Дуглас и Том увидели, как внутри он занимается то мелкой починкой, то крупным ремонтом, устраняет неполадки, хлопоча среди всех этих теплых, восхитительных, бесконечно тонких, навсегда непостижимых и вечно непоседливых деталей.
Затем, улыбаясь, они спустились по ступенькам в прохладу летнего вечера.
