Для смуглой Киры с ее четкими, резкими чертами Егор выбрал тушь. Он осторожно наносил последние штрихи, когда появился Юрка. Сунулся ему через плечо, посмотрел и хмыкнул.
– Что сказала Ядвига? – полюбопытствовала Кира.
Юрка оседлал стул и положил кулаки на спинку. Выглядел он озадаченным.
– Предложила остаться.
– Да ты что?!
– Ну да. Обещала, что жильем обеспечат и до института денег подкинут в счет будущего контракта. Потом стипендия. Окончу и в разведотдел. Срока-то у меня нету – нездешний. В общем, блестящие перспективы.
Энтузиазма, однако, в его голосе Егор не услышал. Зато Кира обрадовалась:
– Я же говорила, у нас не хватает вейнов! Ты согласился?
– Обещал подумать.
– А… его искать? – Егор не знал, как сказать: Зеленцова? Отца?
Юрка пожал плечами.
– Соглашайся, – попросила Кира. – Или тебе обязательно нужно в Бреславль?
– Ага, аж бегу туда и падаю.
Сердито толкнул стул и отошел к окну. Отсюда виднелись холмы, поросшие одуванчиками, в тени они еще сохранили желтый цвет. На горизонте вырисовывался лес – все больше елки, иногда, светлыми мазками, березы. Разлапистая антенна шевелила под ветром блестящими лопастями. На холме появился всадник, оглянулся на базу и поехал в сторону опушки.
– А этот откуда? – спросил Юрка.
– Тут недалеко биостанция. Минут за семь долететь можно. Там хорошие ребята. Покататься иногда дают.
– Надо же, все прелести жизни. Как по заказу.
Всадник спустился и пропал из виду. Юрка повернулся к Егору:
– И никакого интерната! Круто, да?
– Тогда какого черта ты выламываешься?
– Хороший вопрос. Ладно, тебя провожу, там поглядим.
Удивительно, но только после этих слов, прозвучавших так просто и обыденно, Егор поверил: он сегодня-завтра может оказаться дома. Встал, чуть не уронив с колен планшетку.
– Ты чего? – испуганно спросил Юрка.
Не нужно больше гоняться за Грином. Ждать, вычеркивая день за днем – сначала с отчаянием, потом, когда они начали складываться в недели, со страхом. Осталось сорок восемь часов, плюс – глянул на «командирские» – девять с небольшим. А потом появится Васька, который знает ориентиры.
– Егор, – окликнул Юрка, кажется, впервые назвав его по имени.
Он снова сел, покрутил в руках серебристый псевдокарандаш.
…Пятьдесят семь часов десять минут.
Поднял голову, постаравшись улыбнуться.
– Грохоту было! Я прочихался, проморгался. Куда дальше? Наверху киски полосатые ходят, когтями решетку пробуют. Внизу охрана мечется. И я посредине.
В детской палате стояла непривычная тишина. С десяток пацанов слушали, поблескивая глазами и приоткрыв рты.
– Смотрю, одна балка легла скосом и концом уперлась чуть пониже окна. Лезть? А если плохо держится? Сорвусь, разобьюсь к… – Дан покосился на охранника и поправился: – В блин.
Арун приподнял и опустил бровь, не отрываясь от работы. Его пальцы быстро двигались. Охранник плел из цветных ремешков наручень, маленький, на детское запястье. Из троих, приставленных к пленнику, он казался самым живым – и самым занудным. Ругань, тем более при сопляках, не одобрял.
– Что делать, лег на брюхо и пополз. Чуть не обо… в общем, того. Киски, как увидели, заорали. Как же, мясо удирает! Ну, думаю, сейчас…
По коридору галопом промчался послушник, зацепился за открытую створку и крикнул:
– В приемный покой, срочно!
Дан огрызнулся в ответ:
– У меня смена закончилась!
Но послушник уже ускакал.
Арун поднялся, аккуратно убрал в карман незаконченную работу. Чтоб тебя! Дан спрыгнул с подоконника.
– А дальше? – загалдели в палате.
– Завтра. Все, отбой.
Закрывая дверь, он слышал:
– Чур, я вейн!
– Нет, я!
– А чего сразу ты, у тебя…
В коридоре было темно, только в дальнем конце, на сестринском посту, горела лампа. Послушница сидела за столом, опустив голову на скрещенные руки. Арун покосился на Дана и шикнул:
– Не топай.
– Другим так можно! Вон носились как кони.
– А ты не топай, – упрямо сказал охранник.
Дан тихонько помянул Шэта.
Две лестницы, крытый переход, и оказались в приемном покое. Тут царил настоящий бедлам.
Громко ныла старуха, держась за перевязанную щеку. Орал ребенок, тряся обожженной рукой. Еще трое, похожих на него, как галчата из одного гнезда, вопили за компанию. Пожилой лекарь метался от сопляка к бледной тетке, которая цеплялась за стену и никак не могла определиться, падает в обморок или нет. У дверей на носилках лежал охотник, прижимая к животу руки. Между пальцев сочилась кровь, и торчали лохмотья кожи вперемешку с тряпками. Рядом на коленях стояла женщина, молилась.
