– Ну тогда я галоши не найду. Куда-то бабушка убрала…
– Зачем галоши? У меня их сроду не было.
Хорошо Мишке: бабушки у него нет, галош нет, не то что Толику.
– Ну выходи, а то дождь перестанет.
С Мишкиного зонта льётся вода за воротник, на коленки, а Мишка стоит и улыбается. Опять же ему хорошо. А Толик не любит, когда на него льёт, а уж за шиворот… бр-р… не переносит.
– Ну выходи. Боишься?
Да почему боится? Просто человек не хочет, не может, не переносит. И ботинки будут мокрые, дома все догадаются, что он по лужам ходил. Мишке-то хорошо, у него никого нет, одна тётка, и та целый день на работе.
Когда дождь стал тише, Толик взял мамин зонт и всё-таки вышел.
– Не вытерпел! – закричал Мишка. – Теперь плохо льёт. Давай под трубу встанем.
– Да ну… Зря только вышел. Лучше домой пойду… рисовать.
– А чего ты рисуешь?
– Да то же опять. Учитель перерисовать велел, – вздохнул Толик.
– А ты брось.
– Нельзя. Я способный.
– А гоголь-моголь ты ещё ешь?
– Не всегда.
– А ты не ешь, раз противно. Я чего не хочу, того не делаю.
– А уроки ты всегда хочешь?
– Ну, уроки надо.
– А в магазин тебя каждый день посылают, ты хочешь?
– И это надо. Сказал тоже. Не купишь – не поешь. И не каждый день. День – я, день – тётя Маня.
Мишка нагнулся и поднял кривую железку:
– Пригодится для моторки. Тот болт ты не потерял? Потерял, да? Чего молчишь?
– Его… мама выбросила.
– Ка-ак? – закричал Мишка и схватил товарища за свитер. Его зонт стукнулся о Толиков и закрылся. Мишка стоял под дождём и орал: – Такой болт выбросили! Обалдели! Где теперь найдёшь такой болт?
Толик моргал и пятился к стене. Мишка отпустил его и сказал уже тише:
– Эх ты-ы! Знал ведь, что он нужен. Как теперь делать будем?
– Я не буду… Мне глиссер купили.
– А-а, – протянул Мишка недобрым голосом, – купи-или. – И плюнул. Нет, не на Толиковы ботинки, конечно, а рядом. – Готовые – барахло. Ломаются быстро. Я свой сделаю.
– Зачем свой? Вместе будем пускать. А у нас он всё равно бы не вышел, как тот, помнишь?
– Чего тот? После того я ещё делал, он знаешь как ходил? Вот попрошу резину от шин у дяди Сергея и сделаю мотор на тыщу оборотов. Обгонит твой восьмирублёвый глиссер. Тебе за восемь купили?
– Не знаю.
– За восемь двадцать. Я знаю.
А вот и дядя Сергей приехал. Он привёз на грузовой машине клубнику в маленьких корзиночках. Мишка подбежал к нему и стал разговаривать. Рабочие уже открыли кузов и передавали корзиночки из рук в руки, как вёдра на пожаре.
– Помогайте, друзья! Получите по горсти.
Мишка бросил свой зонт в кабину и побежал помогать. Толик стоял в стороне.
– Чего же ты? – крикнул ему рабочий. – Здоровый какой…
Толик отошёл от этих людей, которых он стеснялся и которые ему как-то не нравились. А Мишке было хорошо. А когда выгрузили машину и ему насыпали в газетный кулёк клубники – было здорово.
– Ну садись, – сказал дядя Сергей, – до бензоколонки довезу. Садись и ты, – махнул он Толику.
– Я не хочу.
Мишка сел в кабину и высунулся в окно. Рот у него был измазан клубничным соком:
– Не бойся, обратно вместе добежим!
– Да ну…
– Что за товарищ у тебя странный! – удивился дядя Сергей. – На машине кататься не хочет, клубники не хочет…
Грузовик развернулся и поехал к воротам.
«А чего тут особенного? – обиделся Толик. – Странный…» Он остался один под раскрытым зонтом, хотя дождь давно уже кончился. И ничего он не странный… На машине он ездит часто, а от колонки идти далеко. А клубнику он просто не любит, она надоела.
Хорошо Мишке: он много чего хочет, много чего любит. Мишка счастливый.