– Какую чайхану?
– Где чай пьют. Приходи ко мне.
Васёк пришел. Карылгаш живёт от него через три дома. Бабушка Анисья – её бабушка, дядя Сергей – отец, а мать у неё казашка.
– Вот посмотри, – шепчет Карылгаш быстро, – посмотри, какой большой самовар: на всю чайхану один. Он почти с меня ростом.
Она берёт большой, толстый жёлудь, самый большой, самый толстый – и где только нашла такой? Берёт и ставит его на ладонь, и Васёк видит, какой это пузатый, огромный и важный самовар. Действительно, один на всю чайхану. Карылгаш ставит на него конфорку – чашечку от жёлудя, – и самовар совсем-совсем настоящий, хотя и без носика.
– Горячо! – кричит Васёк и сбивает самовар с ладони.
Вечером Карылгаш постучала Ваську в окошко.
– Это тебе, – и положила на подоконник кусок берёсты. На нём, как на большом ковре, стоит самовар, а кругом пиалы – чашки без ручек, точь-в-точь желудёвые чашечки. И казахи с загорелыми, тёмными лицами сидят прямо на ковре, каждый перед своей пиалой.
– Чайхана! – догадался Васек. – Здорово ты.
Карылгаш засмеялась:
– Тебе.
На другое утро Васёк ждал её у старого дуба. Карылгаш пришла в своём казахском пёстром платье. Из-под тюбетейки у неё разбегалось множество косичек. Васёк никогда не видал её такой.
– Уезжаешь? – вдруг догадался он.
– Да. Сегодня. Приехал отец.
Совсем рядом защёлкала птичка. Что она говорит: прощай, до свидания? Или: не надо, не надо, останься? Вот она смолкла.
– Тебе… – Васёк протянул желудёвые бусы.
– Правда? – удивилась Карылгаш. – Спасибо. – И надела их на шею. – Спасибо. А Василий – значит «царский».
– Как царский? Царь, что ли? Ещё чего. Буржуй?
– Почему буржуй? А, вот… царь лесов. А? Разве это плохо? Ну царевич. Ты – лесной царевич.
Она повела рукой вокруг и опять поглядела на верхушки деревьев.
– Ну лесной… другое дело, – сказал Васек. Карылгаш улыбнулась. Первый раз сегодня. – А ты тогда… царевна.
– Правда? – прошептала она радостно.
– Конечно, – сказал Васёк. – Ты – лесная царевна. Иди сюда. – Он взял её за руку, свою лесную царевну. Они встали под старым дубом и постояли молча. Потом Васёк наклонился и поцеловал тёплую щёку.
– Жених и невеста! – грянуло из-за кустов, и показались ребячьи головы.
Васёк отдёрнул руку и бросился бежать.
– Тили-тили-тесто, невеста, невеста! – гоготало в лесу.
Теперь вся деревня будет дразнить. Только выйди. Васёк влетел в горницу, схватил с полки чайхану и хлопнул её об пол. Вот! Ничего он и знать не знает!
…Тихо падают листья. Стучат жёлуди. Это было год назад. Когда Васёк отдёрнул руку, на лице Карылгаш мелькнуло удивление и ещё что-то. Теперь он знает: презрение. Это было вот тут, под этим старым дубом. Год назад. Вернёшься ли ты сюда когда-нибудь, Карылгаш, лесная царевна? Девочка с глазами, похожими на прошлогодние жёлуди?
– Осторожно, – сказала мама и положила на стол коробочку. Катя смотрела, как мама тихонько, двумя пальцами, вынула из неё и поставила на скатерть… стеклянную антилопу.
Ах, какая это была антилопа! Вся прозрачная, с тонкими ногами и лёгкими, откинутыми назад рогами. Она как будто только что бежала и лишь сейчас, на одну минуту, остановилась. Её прозрачные копытца едва касались земли.
– Ах, – прошептала Катя и хотела протянуть руку, но побоялась.
– Её можно взять, – сказала мама. – Только легонько. Возьми. – Катя вздохнула и осторожно взяла антилопу. Она оказалась тёплая, как будто живая. Её узкая, красивая головка смотрела теперь на Катю немного удивлённо, как бы спрашивая: «Это ты?»
– Это я, – прошептала ей Катя. – А ты моя. – И засмеялась.
Она понесла свою антилопу на подоконник, на широкий белый подоконник, где всегда любила играть.
– Это двор для моих кукол, – сказала Катя. – Но если хочешь, будет поляна. Как хочешь.
Конечно, для антилопы нужна поляна просторная и светлая, как эта, потому что у антилопы такие резвые ноги, такое лёгкое тело, и она не хочет стоять на месте. По изогнутой спинке антилопы, по тонкой шеё проходила золотисто-жёлтая полоска, как будто туда попал луч солнца и, преломившись, скользнул в рога.
На замороженном оконном стекле были пушистые ветки из инея и высокие деревья, которые сплетались своими верхушками. Они блестели разноцветными искрами, и антилопа смотрела на них, слегка наклонив свою маленькую голову.