Веселый третий - страница 34
– Да где же моя пепельница?
И вот папа нагнулся, поглядел под батарею и вдруг сказал:
– Вот он, твой Буль-Буль. За трубу провалился.
Севка запрыгал, захлопал в ладоши. Миленький Буль-Бульчик!
Это он упал с подоконника!
Как он изменился за эти три дня, бедняжка! Стал меньше, сморщился. Красные плавки теперь съезжали с его похудевшего туловища.
– Нет, жаркий климат ему не в пользу, – заметил Борис, кивая на тёплую батарею. – Он ведь полярник.
Но Севка был рад и такому Буль-Булю. Он целовал его лысую головку и приговаривал:
– Здравствуй, Буль-Бульчик! Здравствуй!
Лесная царевна
Листья падают тихо. Совсем сухие – с лёгким шуршаньем. А жёлуди стучат. С порывом ветра их сыплется много, они стучат о землю нестройной дробью, как табун испуганных лошадей, которые несутся по степи… Так сказала Карылгаш. Васёк тогда засмеялся: «Чудная». Засмеялся, а сам увидел напряжённые вытянутые шеи, о которые бьются гривы, дикие от страха глаза, прижатые уши… Вот снова дружная дробь, только с дальнего дуба, тише – табун метнулся в сторону: трах-тах, трах-тах, трах-тах и… ушёл.
– Здорово! – удивился Васек. – А у нас табунов таких нету.
– У вас же нету степей, – сказала Карылгаш. – Зато есть ле-ес. – Она подняла тёмные блестящие глаза кверху. Васёк знал, что она теперь будет переводить их с дерева на дерево, с вершины на вершину. Ну пусть, раз человек не видел, в степи родился. То-то ей всё в диковинку. Сначала, когда Карылгаш пришла сюда первый раз, она просто оторопела:
– Ой, как много, зачем так много?!
Смешная, зачем, говорит, так деревьев много. А как же, ведь лес!
– А какие большие! – она запрокидывала голову и останавливалась. – До самого неба.
– Да что ты всё в небо смотришь, как птица?!
– Да, – кивнула Карылгаш. – Я и есть птица. По-казахски Карылгаш – ласточка.
Васек удивился. Да и как не удивиться?
– А твоё имя что значит?
– Моё – ничего. Васёк, и всё.
Но Карылгаш покачала головой. Каждое имя должно что-то значить. Она спросит у отца, когда он за ней приедет.
Они приходили в лес каждый день. Так хотела Карылгаш. Васёк вырезал ножом дудочку, Карылгаш высвистывала на ней какой-то непонятный мотив и смеялась. И уносила каждый раз дудочку домой.
Однажды жёлтый листок упал ей на колени. Она разгладила его на своей ладони. Потом что-то легонько коснулось её виска. Опять листок с сухими краями.
– Что это?
– Листопад начинается.
Она раскрыла губы:
– Листопа-ад!
Тёмные глаза молили Васька: не надо! Смешная, как будто можно остановить листопад.
– Зачем, зачем? – прошептала Карылгаш и поглядела вверх, на листву. – Это всё упадет?
– А ты что, не знала?
Нет, она знала, конечно, знала. Но это так грустно, так жалко… Она отвернулась от Васька и опустила голову. Уж не плачет ли? Наверное, плачет. Вот что значит родиться в степи.
А потом стали падать жёлуди. Тук-тук – в одиночку и дружно, как топот копыт табуна в степи. Карылгаш набрала их в подол.
– Ах, какие, ну посмотри какие!
– Ну какие? – смеялся Васёк и бросал ей ещё пригоршню.
– А у того дуба какие? – спрашивала Карылгаш. – Пойдём туда.
– Да такие же, – убеждал Васёк. – Одинаковые у всех.
– А вот и нет, совсем другие.
– Да ну тебя!
Но жёлуди были разные. Большие, и толстые, и поменьше, которые годились им в дети, и совсем маленькие, просто внучата. Это, конечно, всё выдумала Карылгаш. А ещё были жёлуди тонкие и вытянутые, как веретёнца, и круглые, как орехи.
– А вот посмотри, какой белый. Почему?
И правда, жёлуди, оказывается, могут быть очень светлые, как солома. А вот совсем чёрный, Карылгаш его выкопала из-под травы.
– Прошлогодний, – сказал Васёк. – Не пророс почему-то. И стал как… твой глаз. – Он засмеялся. Действительно, глаза у Карылгаш узкие, блестящие и тёмные, как прошлогодние жёлуди. Ни у кого Васёк таких не видал.
Она унесла подол желудей домой, а скоро прибежала к Ваську и, отозвав его на крыльцо, раскрыла ладонь. На ней лежал маленький, крошечный ёжик. Ух ты, чего придумала. Жёлудь – и сосновые стриженые иголки торчат, как настоящие колючки.
– Как это ты?
Карылгаш рада, прыгает легонько, чтобы не уронить своего ёжика.
– А ещё можно сделать человечка. На таких тонких ножках. Очень хорошего человечка-казаха, и самовар, и чайхану.
