— А если нет, тогда что?
— Тогда может случиться неизвестно что. Но должна же когда-то психоистория достичь такой стадии, когда её выводы можно будет применить на практике, а мы такой возможности ждали многие годы — такой возможности, когда мы могли бы с высокой степенью вероятности прогнозировать последствия событий, и эти последствия были бы наименее отрицательными в сравнении с другими вариантами. В каком-то смысле игра с налогами — первый настоящий психоисторический эксперимент.
— Что-то уж очень просто получается, как тебя послушаешь.
— Это иллюзия. Ты просто не представляешь, как сложна психоистория. Нет, всё непросто. Время от времени к подушному налогу так или иначе прибегали на протяжении истории. И народ никогда не воспринимал его введение как большую радость, и всегда были выступления против такой системы налогообложения, однако протест никогда, практически никогда не приводил к низвержению правительства в резкой форме. В конце концов, правительство может обладать слишком сильной властью, а форма протеста может быть достаточно спокойной и планомерной, и в итоге народ может добиться того, что правительство пойдёт на уступки и отменит налог. Если бы подушный налог был смертельно опасен, уверяю тебя, ни одно правительство никогда бы не подумало вводить его. Именно из-за того, что он почти безболезнен, к нему и прибегали время от времени. Однако ситуация на Тренторе не совсем типичная. Психоисторический анализ прослеживает значительную нестабильность общественно-политической обстановки, и поэтому введение подушного налога должно вызвать исключительно сильный протест, подавление которого должно оказаться чрезвычайно вялым.
Рейч покачал головой:
— Надеюсь, что всё получится, папа, но не кажется ли тебе, что генерал возьмет и объявит во всеуслышание, что он действовал согласно указаниям психоистории, и, погружаясь на дно, утянет и тебя с собой?
— Я почти уверен, что наша беседа с ним записывалась, но если её содержанию суждено увидеть свет, то станет ясно, что я уговаривал его повременить, выждать, покуда я не доведу анализ существующего положения вещей до конца, покуда не представлю ему отчет, а он отказался ждать.
— А мама что обо всём этом думает?
— Я с ней об этом не говорил, — ответил Селдон. — У неё теперь другие дела — очередная «охота на ведьм».
— Правда?
— Угу. Пытается выявить глубокое подполье в рядах сотрудников Проекта, деятельность которого направлена против меня, ты только представь себе! Наверное, ей кажется, что среди моих сотрудников есть немало людей, которые только и мечтают от меня избавиться. Честно говоря, — вздохнул Селдон, — один из этих людей — я сам. Мне бы очень хотелось сбросить с себя груз ответственности за Проект и всю психоисторию и переложить его на плечи других.
— По-моему, маме не даёт покоя сон Ванды. Ты же знаешь, как она заботится о твоей безопасности. Клянусь, даже сон о твоей смерти мог заставить её броситься на поиски заговора против тебя.
— Искренне надеюсь, что никакого заговора нет и быть не может.
Отец и сын весело расхохотались.
В электрофизической лаборатории почему-то было заметно холоднее, чем в других помещёниях. Ожидая, когда освободится сотрудница — единственная, кто работал в лаборатории, Дорс сидела и разглядывала её.
Стройная, с тонкими чертами лица. Красивой её назвать было нельзя — лицо очень портили узкие губы и тяжеловатый подбородок, но в карих глазах светился ум. На табличке на письменном столе горели буквы «Синда Моней».
Наконец она обернулась к Дорс и сказала:
— Прошу простить, доктор Венабили, но есть кое-какие процессы, которые нельзя прерывать даже ради жены директора.
— Я бы очень расстроилась, если бы вы бросили работу ради меня. Мне о вас говорили много хорошего.
— Это всегда приятно. Кто же меня хвалил?
— Точно не вспомню, — ответила Дорс. — Насколько я понимаю, вы одна из самых выдающихся учёных-математиков, занятых в работе над Проектом.
Синда Моней усмехнулась.
— Знаете, математики у нас числятся аристократами. Что касается меня, то я бы предпочла, чтобы меня считали выдающимся участником работы над Проектом, таким же, как и все остальные. Какая разница — математик я или нет?