Сухой бриз Средиземноморья высушил слезы на глазах Жана-Поля. «Томас Блэкберн, — подумал он, — не сделал бы ничего».
Гизела была на Ривьере общей любимицей. Ее самоубийство, случившееся сорок восемь часов назад, всколыхнуло каждого и сразу положило конец благоденствию Кота на излюбленном Гизелой Лазурном Берегу. Почти два месяца его близкое присутствие придавало дух романтики и приключений пресному сезону. Напрасно предупреждали пылких молоденьких наследниц состояний, скучающих вдов американских магнатов, дам полусвета, у которых перед глазами маячила тень Кэри Гранта, не надевать дорогие, хоть и надежно застрахованные, украшения, отправляясь в людные кафе, на званые вечера, в казино. По правде, каждой из них хотелось пощекотать себе нервы, каждая из них мечтала стать очередной его жертвой, вот они и искушали Кота наперебой, провоцируя наглые кражи. Ведь, что ни говори, а он и пальцем никого не тронул.
Даже Гизела осталась невредимой, пострадав от знаменитого вора Ривьеры.
Если действительно пострадала. Явь и фантазии причудливо перемешались в Гизеле, особе эксцентричной, вызывавшей у ее знакомых скорее умиление, чем негодование. Но уж точно, что случай — реальный или вымышленный — никогда бы не свел ее с Котом, если бы тот не подкарауливал свои жертвы на Лазурном Берегу.
Жан-Поль знал, что кладбищенские плакальщицы, сплетники и снобы возлагают всю вину в самоубийстве Гизелы на Кота, не удосужившись определить степень своего участия. Однако он был убежден, что они в такой же степени, что и ныне презираемый всеми вор, несут ответственность за смерть Гизелы.
Никто не верил легкомысленным утверждениям Гизелы, что она принадлежит к высшей венгерской аристократии, ныне находящейся в эмиграции. Никто не принимал всерьез ее заявления, будто она владеет легендарными Камнями Юпитера, пока их не похитил Кот.
Очаровательная, живая, она поселилась на Ривьере в 1955 году — а откуда она приехала, никто не знал — и сразу же сделала себе имя благодаря неугасимому обаянию и уникальной способности оформлять коттеджи и особняки. Она никогда не называла тех, кому помогала, клиентами — только друзьями. И себя не называла дизайнером интерьера, а свою работу и не думала определять непроходимо скучным словом «бизнес». Просто она оказывала любезность, вот и все. «Друзья» желали непременно расплатиться, но как — это она оставляла на их усмотрение. Ее редко заставали за работой. Она любила играть, особенно, если исход зависел от случая: в рулетку или в прогулки вдоль скалистых побережий, с мужчинами. Она не завела себе врагов. Впрочем, как и настоящих друзей.
Гизела в последние годы часто говорила о Камнях Юпитера, но никому не показывала их, да никто и не просил. К чему ставить ее в неудобное положение? Не может быть, чтобы она владела такой ценностью. Камни Юпитера были спутником ее удачи, так она говорила. Они были источником ее безудержной энергии и жажды жить. Каждую ночь она проводила ими по своему телу, и камни восстанавливали ее жизненную силу. Так она говорила и друзьям, и малознакомым.
Но кто поверит в эту болтовню?
Камни Юпитера действительно существовали. Они были подарком Франца-Иосифа, императора Австрии, короля Венгрии, своей прекрасной, обожаемой жене императрице Елизавете. Суровый монарх, правивший злосчастной Габсбургской империей шестьдесят восемь лет вплоть до кончины, последовавшей в 1916 году в возрасте восьмидесяти шести лет, послал придворных ювелиров искать по всему миру десять необыкновенных корундов, но не просто вожделенных васильковых сапфиров или рубинов цвета голубиной крови, а других, редких для корундов, оттенков: зеленого, розового, темно-фиолетового, бледно-голубого, желтого, оранжевого, белого и почти черного. Каждый камень был изысканно огранен, каждому Франц-Иосиф дал имя. Четыре камня были названы в честь планет: желтый сапфир — Звездой Венеры, оранжевый — Камнем Меркурия, роскошный красный рубин — Луной Марса, а бархатисто-васильковый кашмирский сапфир — Звездой Юпитера. Самыми ценными камнями были рубин и васильковый сапфир, безупречные, ограненные в форме шестиконечных звезд, но в целом уникальное собрание стоило поистине баснословного состояния.
