— Следствием не установлен этот факт. Граф Кальноки категорически не приветствует никаких романтических отвлечений у своей прислуги. А она фактически и была прислугой. Там так заведено, — небрежно произнёс Крайнль, постукивая тупым концом карандаша о лакированную крышку стола.
— Вот опять вы… Кстати, а как вас зовут, инспектор? Мы теперь вроде как компаньоны. Обещаю при людях обращаться к вам исключительно как к официальному лицу. — Лузгин улыбнулся и приблизился к столу. — Меня зовите Лео. Или адъютант. Как вам угодно.
— Мартин, — лаконично ответил инспектор, нисколько не изменившись в лице.
— Мартин, давайте отойдём от материалов дела и представим себе, как могли бы развиваться события. Сделаем несколько допущений. Совершенно не обязательно, чтобы эти наши предположения вписывались в ваши протоколы на все сто процентов. Ну, могла же Анна иметь возлюбленного? И какая это была любовь? Неразделённая или подобная буре, когда ради любимого человека готов голову на плаху сложить?
Подобные опыты с фантазией Мартину Крайнлю давались крайне тяжело. Всю свою карьеру он занимался перекладыванием бумаг да составлением протоколов по мотивам уже произошедших событий. Представлять возможное развитие событий в его должностные обязанности не входило.
По выражению лица инспектора Лузгин понял, что может продолжать дальше и помощи из-за стола в составлении будущего литературного сюжета ему ждать не стоит.
— Давайте так, Мартин. Для оживления вашего воображения. На вашем округе бывали случаи, что неожиданно погибал какой-нибудь неизвестный юноша? Может быть, с моста кто-то прыгал или под карету бросался. Можем мы допустить, что в нашей истории присутствует несчастная любовь?
Мыслительный процесс глубокими морщинами отпечатался на лбу инспектора. Почти целую минуту он потратил на проработку анналов своей памяти и в итоге, хлопнув по столу рукой, огласил результат:
— Ничего подобного не могу припомнить. Единственный случай с юношей произошёл в мае, но это не подходит. Его зарезали в подворотне. Судя по одежде — провинциал. Никаких документов при нём обнаружено не было, дело закрыто. Никто за его телом не обращался и о пропаже не заявлял. Его похоронили за счёт казны на монастырском кладбище в той его части, где предают земле убогих и нищих.
— Ну, это же прекрасно! Вы видели труп? — воскликнул адъютант, потирая руки. — Вот она, зацепка!
В своём всплеске эмоций Лузгин был абсолютно искренним.
— Конечно видел. Убийства на моём округе случаются крайне редко. На моей памяти это третий случай за всю карьеру. Случай не рядовой, поэтому я выходил на место лично. Ганс!
Дежурный полицейский появился так же мгновенно, как и в прошлый раз.
— Найди протокол осмотра места преступления с последнего убийства. Ну… — Крайнль принялся жестикулировать, чтобы подобрать нужные слова. — Долговязый этот. В деревенской одежде. Быстренько.
Адъютант только сейчас позволил себе отпить кофе, который ему показался отвратительным по сравнению с тем, что подавали в здешних кофейнях.
Дежурный обернулся так же быстро, как и подал кофейник.
— Тэ-экс… Ну что сказать… — Крайнль деловито разглядывал две страницы, исписанные мелким почерком, а затем перевёл взгляд на адъютанта, расположившегося с кофе на диване.
— Ростом он выше вас почти на голову. Одет бедно, кошелёк не обнаружен, единственная странность — на теле крестик необычной формы на нитке. Ну, у нас чего только не бывает… Я этому объяснения не нашёл пока.
Адъютант всячески пытался не выказать своей заинтересованности, поэтому молча кивал, глядя в чашку.
— Лицо немного вытянутое, волосы русые, брови густые, глаза голубоватые, кожа светлая, без шрамов и повреждений. Руки совершенно не крестьянские. Скорее всего, человек образованный, может быть писарь или что-то вроде этого. Обувь не истоптана, но и совершенно не новая. Отверстие от ранения нетипичное. Будто нож, или что это там было, с силой провернули.
— Я в вас не ошибся, Мартин. — Адъютанту понадобилось сделать над собой усилие, чтобы не задрожал голос. Описание погибшего полностью совпадало с тем, как выглядел Либерт. Не удивительно и описание одежды. Нет сомнения — башмаки из его гардероба. У безденежного крестьянина обувь не может быть новой и не истоптанной. И крестик, конечно, «необычной формы». Откуда ему взяться на шее местного крестьянина-католика? Не удивительно, что инспектор не имеет представления, как выглядит православный нательный крестик. А Либерт, как сказано в его личном деле, в детстве был крещён.
