Лузгин приложил немало усилий, чтобы сохранить искреннюю заинтересованность в своём выражении лица.
— Понятно же, что после закрытия никто в аптеку, кроме домашних, которые на втором этаже живут, попасть не может. Внешних признаков проникновения не обнаружено, ставни на окнах крепкие, дубовые, крашены лет пять назад. Допросили всю семью, никаких результатов. И я решил оставить на ночь засаду. Фельдфебеля Лоика.
Адъютант обратил внимание, что взгляд инспектора обрёл хищные черты. Глаза сузились, скулы напряглись, руки рефлекторно сжались в кулаки.
— Не останавливайтесь, инспектор. Что же произошло потом? — Адъютант выжимал из себя последние театральные таланты. — И почему Лоик? Это самый способный сотрудник отделения? Мы вводим его в сюжет? Как по мне — персонаж отличный!
— Фельдфебель Лоик феноменально низкого роста, — ответил инспектор. — Его даже врачебная комиссия не хотела пропускать на службу, но обошлось. Так во́т…
Инспектор неожиданно резко встал, скинул пиджак и принялся закатывать рукава рубашки, будто готовился к драке:
— Я приказал фельдфебелю спрятаться в платяном шкафу за стойкой!
— Боже мой… это целая глава… — Адъютант сломал сердцевину своего карандаша, тут же быстро взял из стакана на столе такой же, но заточенный, и продолжил конспектировать. — Как фельдфебель переночевал?
В воздухе повисла пауза.
— Как вы догадались? — разочарованно спросил инспектор. — Он заснул.
— Знаете ли, я в России служил морским офицером. В засадах, конечно, не сиживал, но был в моей жизни определённый этап… В засадах оставляли как минимум двоих. И потом — это же опасно, нужна подстраховка! Лучше бы пару фельдфебелей оставить.
— Пара фельдфебелей в шкафу не поместятся, — произнёс инспектор серьёзным тоном, не терпящим пререкания.
— Сюжет терпит крах, это очевидно…
Адъютант, озабоченно потирая подбородок, принялся курсировать по узкому кабинету инспектора между дверью и окном. Чёткие размеренные шаги по деревянному полу гулко отдавались в маленьком помещении. Инспектор Крайнль сопровождал адъютанта взглядом, поворачивая голову то влево, то вправо в зависимости от того, где находился его гость.
— А давайте не будем изобретать велосипед и возьмем за основу самое сложное ваше дело.
Адъютант не упускал инспектора из вида и с любопытством наблюдал метаморфозы, происходившие в его образе. Ретивый служака, бюрократ от полицейского ведомства на глазах трансформировался в ушлого детектива. Взгляд приобрёл некоторую неопределённость, расфокусировался, будто глазам мешал непрерывный поток мысли. Карандаш в пухлых пальцах крутился как веретено. Правая нога отбивала частый такт, синхронный лёгкому покачиванию головы. По всему было похоже, что необычная роль пришлась герру Крайнлю по вкусу и он не желал возвращаться в реальность из своего нового статуса прототипа главного героя детективного романа.
— Самое сложное на данный момент — дело Анны Хубер. Никаких зацепок. Для сюжета это так же губительно, как и заснувший Лоик в шкафу, — констатировал Крайнль.
— Знаете ли, инспектор… Художественное произведение тем и прекрасно, что автор может себе безнаказанно позволить немалую долю вымысла. Мы не лекцию по криминалистике с вами пишем. Мы сочиняем интересную, увлекательную для читателя историю. Чем сильнее мы его увлечём, тем больше заработаем на книге. Кстати, я думаю, два процента от моего гонорара вам совершенно не помешают, — между делом заметил адъютант, обратив внимание, что полицейский стал выходить их образа. Его руки потянулись к каким-то бумагам на углу стола.
Магическая фраза возымела своё действие. Крайнль снова сосредоточился:
— Меньше чем за пять не имеет смысла.
— Давайте остановимся на трёх. Пять назначим в случае успеха, и это будет ставка на следующий сюжет. Я и так несу расходы в одиночестве. От вас — только заботы консультирующей стороны. Согласитесь, инспектор, это справедливо, — резюмировал Лузгин умиротворяющим тоном.
— Чёрт с вами… Так что там вы говорили?
— Что может быть увлекательней, чем трагические события, густо сдобренные романтической приправой! — Адъютант крутанул рукой и выбросил вверх палец на итальянский манер. — Девушка в таком возрасте и с такой милой внешностью, как у Анны, непременно станет предметом чьего-то вожделения.
