Сейчас, когда его творческое наследие торжественно убрано в шесть замечательно изданных томов полного собрания сочинений[41], каждый из которых содержит примерно по тысяче страниц убористых текстов, – текстов, разделившихся ровно пополам, по три тома на журналистику и беллетристику, но связанных между собою великим множеством незримых нитей (их увлекательные хитросплетения еще предстоит изучать исследователям), – в первую очередь волей-неволей отдаешь дань изумленного восхищения столь неистощимой творческой продуктивности. Лозунг «ни дня без строчки», которым иные литераторы, как известно, чуть ли не силой гнали себя к письменному столу, был для Йозефа Рота попросту нормой жизни. Второе, чему не перестаешь изумляться, – высочайшее литературное качество этих текстов, написанных, казалось бы, всего лишь на злобу дня, но и поныне не утративших своего блеска и захватывающей читателя внутренней энергии. В них всегда ощущается стремление и умение изобретательной, сметливой и пытливой, а зачастую и просто озорной мысли преодолеть и как бы перехитрить косность и однообразие житейской прозы, разглядеть, а то и подглядеть неожиданное и новое в примелькавшемся и заурядном, готовность с радостной детской непосредственностью отозваться на всякую перемену, подмеченную в однообразном течении повседневности.
Подобная неувядающая свежесть восприятия – это, конечно, в первую очередь природный дар, но еще и сознательно выработанный, натренированный навык наблюдательности. Наверное, заметную роль тут сыграло и восторженное любопытство провинциала, человека, пробившегося в столичную жизнь из захолустья и во многом «сделавшего себя» своими силами. Матерый газетный волк, корифей европейской журналистики, в чьей судьбе, казалось бы, воочию воплотилась головокружительная траектория успеха, Йозеф Рот, судя по всему, никогда не забывал об исходной точке своего взлета: о богом забытом местечковом галицийском городишке Броды на самой окраине могущественной австро-венгерской империи, в сотне верст от Лемберга (нынешнего Львова) и каких-нибудь десяти от границы другой, уж и вовсе необъятной, российской империи. Он помнил, чего стоило вырваться с этой периферии двух царств, неоднократно с любовью и ненавистью описанной в его романах, сперва во львовский университет, а потом и в столицу, в фешенебельно-роскошную Вену, откуда после университета он угодил в армию. Еще с фронта он посылал в газеты свои первые заметки, а по окончании войны, среди голода, разрухи и унижения распадающейся империи вынужден был добывать себе хлеб насущный журналистской поденщиной. В таких условиях возможность выжить была одна – добиться успеха.
Выборочная стенограмма первых шагов начинающего журналиста на пути к будущей славе и представлена в этой книге. Отметим еще раз: Вена, куда Йозеф Рот вернулся после войны, отнюдь не была для него чужим городом. Студентом Венского университета он успел пожить здесь и до войны (и в сентябре 1913 г. даже принять участие в сионистском конгрессе, где мог, между прочим, повстречаться с Кафкой, побывавшим на этом мероприятии в качестве гостя), и в первые военные годы, до призыва в армию в августе 1916 г., а будучи уже курсантом-новобранцем, успел в ноябре 1916 г. постоять в оцеплении на помпезных похоронах кайзера Франца Иосифа, знаменовавших, по сути, конец Австро-Венгерской монархии. И тем не менее возвратился он в совершенно иную, неузнаваемо чужую Вену, в город, где от былого столичного лоска не осталось и следа, где хаос грандиозного имперского распада порушил все опоры той привычной, мирной, довоенной жизни, по которой так тосковало сердце вчерашнего фронтовика. Не только столица – вся страна разительно изменилась: от огромной Австро-Венгерской монархии остался небольшой клочок, именуемый Немецкой Австрией, и правил в ней уже не император – власть в новообразованной республике осуществляло правительство, сформированное – мыслимое ли дело! – социал-демократической рабочей партией. Воистину, это были революционные перемены, и свершались они не только в Австрии, но и на всей бывшей территории Австро-Венгерской империи, в новообразованных Венгрии, Чехословакии, на Балканах, не говоря уж о грандиозных и кровавых революционных битвах в бескрайней России и в соседней Германии. Один из первых больших газетных репортажей Рота неспроста посвящен знаменитому венскому сумасшедшему дому, который под пером молодого журналиста предстает островком более или менее понятной психической ненормальности в уму не постижимом безумии послевоенного бытия и быта.
