Вена (репортажи 1919-1920 гг.) - страница 15

По выходе из Миллионной комнаты взгляд неожиданно натыкается на швабру и половую тряпку – вульгарные приметы нашего времени. Они возвращают посетителя к суровой реальности.

– А знаешь, – сообщает тряпка своей сотруднице швабре, – наверху сегодня сто семь детишек из пролетарских семей будут есть американские обеды…

– Вот как, американские, значит, – меланхолично роняет швабра, норовя заглянуть в Китайский кабинет.

04.11.1919

Собор им. Св. Стефана. Часы со стрелками

Если бы не часы на венской площади Святого Стефана – нипочем бы мне не быть писателем. Эти часы на башне знаменитого собора – едва ли не самый мой любимый и необходимый писательский реквизит. Когда писать ну совсем уж не о чем, я отправляюсь к этим часам. Ибо в недрах таинственного их механизма для меня всегда припасен какой-нибудь приятный сюрприз. Вот почему я регулярно их навещаю, как навещаешь старую тетушку, твердо зная, что она, хоть уже и малость не в себе, но обязательно вытащит для тебя из комода какой-нибудь заботливо припрятанный лакомый кусочек.

С часами этими обязательно что-нибудь не в порядке. Очень часто они просто стоят, еще чаще идут неверно, причем, как правило, отстают, словно стремясь в прошлое, к былым славным временам. Однако в последние недели они и вовсе начали чудить: их левый циферблат, на котором так диковинно выскакивают показывающие время цифры, не желает иметь ничего общего с правым, тем, что со стрелками. Если стрелки справа показывают половину десятого, то циферки слева – только без четверти девять. И мне кажется, я догадываюсь, что хотят сказать нам этим разнобоем старинные куранты, наша добрая старая тетушка. Будучи венским символом, они чувствуют внутреннюю необходимость стать венским симптомом. И показывают нам не время наступившего часа, а время вообще, время как таковое. Они являют собой воплощение разлада, демонстрируя уведомление и его ошибочность, указ и его неисполнимость, весть и ее опровержение. Они как бы говорят нам: «У нас в Вене не стоит ничего принимать слишком всерьез. Вот увидите – все еще обернется совсем иначе…»

08.11.1919

[31]

Мы ее в грош не ставили, и вот теперь она, лень-матушка, нам за это мстит. Девиз «Человек обязан трудиться» – изобретение среднеевропейское, да что там – прусское. Когда, кто из нас ценил благодать безделья? Изнывая, как проклятые, под бременем работы, мы именно ее, работу, полагали высшим благом. Мы запамятовали: Адам начал трудиться лишь после изгнания из рая – этого царства праздности. Присущая жителям Центральной Европы способность логическими экивоками все неестественное превращать в само собой разумеющееся и придавать печальной необходимости вид отрадной пользы изуродовала целые столетия нашего развития. Работа! Работа! Европа провоняла бензином насквозь, до синей копирки неба. Миллиарды шестеренок перемалывают последние крупицы красоты. Воскресенье для нас – бедствие! Безработица по выходным – хуже любой хворобы. Священный отдых субботы, шаббат, – этот последний, едва слышный отголосок потерянного рая, – проглочен зевотой смертной скуки, от которой мается наш брат-европеец, когда не вкалывает в поте лица. Он даже в отпуск отправляется не для того, чтобы предаться праздности и лени, нет, он едет «отдохнуть от трудов». Впадает в бездействие ради будущей деятельности. По-другому он не умеет. «Человек обязан трудиться».

Южане и томные дети востока – вот кто истинные мастера лениться. Ведь лень – это талант, она требует умений. Ничегонеделание – это искусство. Южанин предается лени изысканно и со вкусом, житель востока – с философским глубокомыслием. У нас же даром блаженно нежиться на изумрудной травке, глядеть в голубые очи Бога и просто быть счастливым наделены разве что бродяги и поэты. Рядовой европеец не способен на это даже сегодня. Даже сегодня, когда на рынке труда царит безработица и ленивым быть выгодно!

Вот так она и мстит нам, лень-матушка. Лень становится прибыльнее работы.

Ведь работа – штука затратная. А сегодня малейшее усилие обходится дороже, чем за него платят. Выходя из дома по делам, я знаю: возможные барыши от этих дел не стоят износа моих подошв. А садясь писать деловое письмо, понимаю: возможный прибыток от самого письма не оправдает затрат даже на марки, чернила и бумагу. Работа нынче – это сплошные издержки – материала, сил, денег. Разбазаривание невосполнимого.