Вот тут и Люси стала очень серьезной, как он и хотел; она опустила глаза, верхняя губа задрожала, как у ребенка, собирающегося расплакаться. Вдруг она положила ладонь на руку Джорджа, но тут же отдернула.
— Люси! — хрипло произнес он. — Милая, что случилось? Ты же сейчас разрыдаешься. Вот так всегда, — пожаловался он, — как только я заикнусь о женитьбе.
— Я знаю, — прошептала она.
— Ну и в чем дело?
Она подняла взгляд и печально посмотрела ему в лицо, в глазах застыли слезы.
— Я просто чувствую, что этому не сбыться.
— Почему?
— Это просто предчувствие.
— И у тебя нет причин…
— Это просто предчувствие.
— Ну, если это всё, — уже уверенно сказал Джордж и рассмеялся, — значит, мне беспокоиться не о чем! — Тут улыбка исчезла с его лица, и он заговорил, словно пытался убедить ее в чем-то: — Люси, как вообще что-то может произойти, если ты упорно твердишь "почти"? Тебе не кажется безумным говорить о "предчувствии", что мы никогда не поженимся, когда главное препятствие это то, что ты упрямо откладываешь помолвку? Это же совершеннейшая глупость! Я недостаточно дорог тебе, чтобы стать твоим мужем?
Она в отчаянии вновь опустила глаза.
— Дорог.
— И всегда буду дорог тебе?
— Хм… да… боюсь, что так, Джордж. Я не меняю своих чувств и решений.
— Тогда почему же ты не отбросишь это "почти"?
Люси волновалась всё больше и больше:
— Всё так… всё…
— Что "всё"?
— Всё так… так неопределенно.
Тут Джордж застонал от нетерпения:
— Какая же ты чудачка! Что "неопределенно"?
— Есть одна вещь, — сказала она и нашла в себе силы улыбнуться его порыву, — ты кое-чего так и не сделал. По крайней мере, ничего мне об этом не сказал.
Говоря это, она украдкой бросила на него взгляд, полный надежды, затем грустно отвернулась. На лице Джорджа явственно читались недовольство и удивление. Перед ответом он целенаправленно выдержал многозначительную паузу.
— Люси, — с холодным достоинством наконец сказал он, — мне надо задать тебе несколько вопросов.
— Слушаю.
— Первый вопрос. Отдаешь ли ты себе отчет, что я не намерен открывать собственное дело или начинать профессиональную карьеру?
— Я как-то не задумывалась, — тихо ответила она. — Я и правда не знаю…
— Значит, пришло время открыть тебе глаза. Я никогда не понимал тех, кто начинает бизнес, или становится юристом, или что там еще, если положение и семья позволяют им не делать этого. Ты сама знакома с множеством жителей Востока, да что уж говорить, и Юга, убежденных, что здесь, у нас, нет ни аристократии, ни достойного общества, ни культуры. Лично я сталкивался с толпой таких провинциальных снобов, и они возмущали меня. Среди моей братии в колледже была парочка из тех, чьи семьи уже три поколения жили исключительно на доходы от состояния, и как они задирали нос! Мне с самого начала пришлось поставить их на место — они такого не забудут! Так вот, я убежден, что им пора понять, что и в наших местах три поколения значат не меньше, чем где-то еще. Вот что я обо всем этом думаю, и поверь, это для меня действительно важно!
— Так что ты собираешься делать, Джордж? — почти выкрикнула она.
Он оказался даже серьезнее ее, его лицо раскраснелось, а дыхание участилось. По простоте душевной он признался, что для него "действительно важно", и это на самом деле заставляло его дрожать.
— Я хочу жить благородной жизнью, — ответил он. — Я надеюсь, что отдам долг обществу и приму участие в… в движениях.
— Каких?
— Какие придутся мне по нраву.
Люси была неприятно поражена:
— То есть ты всерьез не собираешься ни открывать дела, ни заниматься карьерой?
— Безусловно! — горячо и резко сказал он.
— Я опасалась этого, — тихо сказала девушка.
Последовала минута тишины, нарушаемой лишь тяжелым дыханием Джорджа. Потом он продолжил:
— Я бы хотел вернуться к своим вопросам, если не возражаешь.
— Не надо, Джордж. Давай лучше…
— Твой отец предприниматель…
— Он гениальный механик, — перебила Люси. — Конечно, и то и другое. А когда-то был юристом… он много чего делал в жизни.
— Отлично. Я просто хотел спросить, не повлиял ли он на твое мнение, что я должен чем-то заниматься?
Люси слегка нахмурилась: