Ленька поднаторел в чике. Он всегда с битком ходил. Даже в школу. Заметит впереди камушек — шлеп по нему битком — чика! Блеснет впереди стекляшка — снова к ней биток летит.
Вот и сейчас Ленька выигрывал. Левый карман отяжелел от денег. А на кону целая гора монет, и Леньке снова предстояло бить первым. Вторым был Витька Сурок. Вторым и последним — остальные ребята уже проигрались. Да и Витька выдохся — он «наваривал», добавлял в кон деньги и снова «метался», чтобы быть первым, но его биток никак не хотел ложиться ближе, чем у Леньки, — он то летел в «Москву — Воронеж», то «горел». А кон все рос и рос.
Ленька с подчеркнуто равнодушным видом стоял в сторонке. Он-то знал, что только чика может спасти Сурка, но чику Витьке не сделать: и не умеет, и руки дрожат, и, самое главное, деньги для «навара» явно кончились.
И когда в очередной раз Сурок подошел к коряге, от которой они метались, Ленька загородил кон:
— Плати, Сурок. Ты забыл наварить.
— Я платил.
— Он платил, — нахально заорали нахаловские Меченый и Вовка Субботин.
Ленька оглянулся — среди ребят не было своих, один Вовка Остроумов, но он не в счет — маленький очень, да и драться Вовка сроду не умел, это не Юрка Криков.
— Значит, я не заметил, метайся. Последний раз метайся, — выговорил Ленька.
К Сурку подбежал Меченый, что-то жарко зашептал тому в ухо. Витька согласно боднул головой.
А Меченый уже около Вовки Субботина, тоже что-то говорит в ухо. У Вовки глазки испуганными сделались, на Леньку Вовка косится.
Наконец Сурок бросил биток, он упал явно дальше Ленькиной отметины, но вдруг биток схватил Вовка Субботин и черканул отметину у самой чики — выходило, что Сурку бить первым.
А Ленька молчал. Выжидающе смотрел на подошедшего Сурка.
А рядом уже заходился Меченый:
— Че орешь! Че хлыздишь!
Ленька молчал. Смотрел на Сурка.
Елозился Вовка Субботин.
— Здорово ты метанулся, Сурок!
А тот уже склонился над коном, уже бить приготовился. Бормотал:
— Ваши не пляшут.
Ленька бросил на землю «навар», отошел к коряге. «Чика! Только чика! — думал он. — Я им покажу, как мальцов надувать. Фиг тебе, Сурок, а не деньги…»
Он метнул. Биток упал перед коном, скользнул вперед и сдвинул монеты, они накренились, нехотя скособочились и вдруг длинным змеем вытянулись вдоль главной черты — чика!
Хоть и пела душа у Леньки, а к кону он подошел не спеша, вразвалочку, не глядя на оцепеневших ребят. Спокойненько сгрузил монеты в карман. Подозвал Вовку Остроумова. Дал ему денег.
— Эй, малышня, кого еще мамка за проигрыш ругать будет? Подходи!
И вдруг заорал Аркашка Меченый:
— Не было чики!
Вовка Субботин заверещал:
— Не было, не было!
Подскочил к Леньке:
— Хлызда-блызда!
— Отдавай деньги, Лось! — криво ухмыльнулся Сурок.
Нахаловские стеной перли на Леньку. Он пятился к речке. Пронырливый Вовка Субботин забежал сзади, толкнулся кулаком в Ленькину спину:
— Чичер! Бачер!
— Приходи на вечер! — махнул кулаком Сурок, и у Леньки дернулась голова, но на ногах он устоял.
Кто на вечер не придет,
Тому пуще попадет! —
взвыл Аркашка Меченый.
Ленька не любил, когда его били, он успел смазать по трем-четырем носам, но силы были явно не равны.
Ленька шатался под ударами. С такой присказкой обычно били тех, кто, так сказать, «портил воздух».
Шапка кругла,
На четыре угла,
Посредине — крест!
По три раза хресть!
Это точно, «кто на вечер не придет, тому пуще попадет».
Меченый подгонял пацанов бить Леньку. Всех, даже мелюзгу, даже Вовку Остроумова…
— Отдам!
Замерли кулаки и кулачишки.
— Сейчас я вам всё отдам. — Ленька смахнул с губы кровь, подобрал с земли кепку. Высыпал в нее мелочь. Не торопясь, широко он отвел руку и, не выпуская кепку, махнул ею. Желто-белый веер сверкнул над рекой и, взбулькнув, исчез в воде.
Онемело стояли ошарашенные пацаны.
А Ленька разбежался и бултыхнулся в воду вслед за деньгами. Почти не вынимая головы из воды, саженками поплыл к тому берегу. Не оглянулся ни разу, хотя вокруг булькали камни — в него бросали.
* * *
Ленька пережидал беду в землянке дедушки Хазара. Рассказал старику, что наши поймали Геринга, что Гитлер и Геббельс сдохли.
Старик цокал языком, приговаривал:
