— Деда! Я людей крикну!
— Не надо, Лявонтий… Турнут еще нас отсюда… Ох, зябко шибко. Найди какую ни на есть укрытку.
Из предбанника Ленька принес рогожу.
— Деда! Деда! — тормошил старика Ленька.
А тот только стонал в ответ. Потом вдруг заговорил четко и разборчиво:
— Витюшка, не дождалась тебя мамка-то. Померла. Ты уж не ходи на японца, останься живым…
Страшно сделалось Леньке. Но прежде чем выбежать из бани, он достал из мешка два пузырька мыла.
Ленька добежал до кривобокого, ветхого дома. Без стука открыл дверь. С печи на него большими глазами смотрели три детские головенки.
— Мамка! А к нам мокрый парень пришел с гранатами, — сказала самая большая голова.
Из-за печки вышла простоволосая баба, уставилась на Леньку и на пузырьки.
— Вот! — Ленька протянул обе посудины.
— Чево это? — попятилась баба.
— Мыло!
— Како ишо тако мыло?
— Хорошее мыло, мылкое, — затараторил Ленька. — Возьмите, тетенька. Мне взамен ничего не надо, только бы дедушку укрыть чем, его в вашей бане лихорадка трясет. Из памяти вышибла, он с дядей Витей говорит, который в Германии…
Всё. Выдохся Ленька. Только глаза просили, умоляли, требовали.
Женщина молча накинула на себя телогрейку, шагнула за порог.
Притихший дед лежал на полке. Изредка его передергивало и корежило.
Тетка отбросила рогожку, коснулась головы старика, залезла рукой ему под мокрую рубаху, дотронулась легонько до дедовой бороды.
Дед слабо постанывал. Нашел глазами Леньку:
— Помру я, однако, внучек… Ты мамке-то снеси что добудешь… А схоронишь меня — место заметь: вдруг Витянька проведать придет.
— Дедушка, идемте в избу, — позвала баба.
— Ой, не могу, девка… Мальчонку бы вот ты покормила хоть чем. Со вчерашнего дня не окрупенялся.
Проворная баба приподняла деда. Завела его руку к себе за шею, цыкнула на Леньку:
— Помогай!
…Тетя Груша согнала с печи мелюзгу, разместила там деда. Вынула из сундука пахнущую нафталином одежду. Сказала только:
— От хозяина память осталась.
Одарила ребятню и Леньку репными парёнками. Долго уговаривала и деда поесть, но тот отказался. Лежал на печке, дышал громко и хрипло.
Тетя Груша подробно расспросила Леньку, кто они и откуда. Посоветовала:
— В нашей деревне за такое смешное мыло ничего не добудете — самим жрать нечего. А вот верстах в трех, в Казанке, может, и обменяешь. А если есть чего доброго — неси к Карнауховым. У них и мука, и картошка, и что хошь. У самого-то Зотея нога вывернута, не воюет. И Гошка ихний в Германии-стране большим начальником сделался. Нюська-почтальонша все им посылки таскает.
— Иди, иди, Лявонтий, — хрипел с печи дед. — Иди, подожду я тебя.
…До Казанки, взбодренный репой, Ленька дошагал быстро. Сейчас обменяет он мыло, обменяет шаль, и возвратятся они с дедом домой. А по дороге, может, и суслячье зерно раздобудут. То-то мамка с Сашкой досыта поедят. Настряпает мама шанег с творогом, как до войны (творог Ленька решил непременно выменять), наедятся они все до отвала и отвезут папке в больницу. До тех пор возить будут, пока он не выздоровеет.
Ленька вошел во двор крайнего дома. Древняя старуха сметала сор с крыльца.
— Бабушка, мыла надо?
— Ась? — испугалась старушка.
— Мыла, говорю, надо?
— Надо, как не надо, — забурчала старуха. — Своровал где или так украл?
Ленька не ответил, хмуро глядел на старуху. Та попросила:
— Покажь.
Ленька достал пузырек.
Старуха недоуменно вертела его в руках:
— Како это мыло? Молодой такой, а уже обманщик. Из цыганов, чать, сам-то. Иди, иди отсель с богом.
В следующий дом Ленька вошел не так смело. Остановился у порога.
У окна худая баба искалась ножом в голове у молодайки. Обе увлеклись делом и не замечали оробевшего Леньку.
Наконец Ленька несмело кашлянул.
— Ой, — вскрикнула молодайка.
А худая баба спросила:
— Кто такой?
— Мыла вот принес, — начал Ленька. И вдруг вдохновенно заврал: — Специальное жидкое мыло от вшей. Оно их, проклятых, с одного раза убивает. Инженера изобрели, теперь у нас в городе по талонам это мыло дают.
Мыло расхватали за полчаса. Особенно торопились молодые девки. Теперь у Леньки было шесть вареных яиц, стограммовая кучка творога, две прошлогодние свеклы и одна редька.
