— Батюшка! — сказал Федор. — Вспомни Писание: «Даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражию». Наступи на гнев свой, как на сатану, и прояснится в душе твоей.
— А говорят, что ты — дурак! — Иван Васильевич поцеловал Федора. — Тебя Господь послал! Но отмолишь ли ты, душа голубиная, хоть один из моих грехов? Хоть один!
— Как Бог даст, батюшка! Я молюсь, Ирина моя тоже молится.
— Ей, чем поклоны-то класть, растормошить надо тебя. Пусть забрюхатит да родит внука. Мне внук надобен! Про запас, — и цапнул глазом Годунова, Бельского, Шуйских.
В реке ходила большая рыба. Вода всплескивала, завивалась воронками.
— Князь Василий, а ты рыбу пробовал стрелами бить? — спросил Грозный.
— Не пробовал, государь.
— Постреляй-ка завтра. Может, чего и добудешь. Тоже ведь охота.
— Батюшка! — сказал вдруг Федор. — Дозволь мне с князем Василием в колокола звонить.
Изумились и царь, и Годунов с Бельским, и Шуйские.
— Изволь! Да согласится ли Василий Иванович по колокольням-то лазить?
Федор повернулся к старшему Шуйскому.
— Вверху уж так хорошо!
— Я готов служить царевичу, — поклонился князь.
— Ну, вот и послушаем, какие вы звонари.
Возвратясь с Волги, Василий Иванович чуть голову себе не сломал, думая, чего ради позвал царевич не Годунова, не Бельского, не Дмитрия с Андреем, а его, Василия, в колокола звонить. Болела о том голова и у Бориса Федоровича. Первым к колокольне прибежал по-утру.
Царевич пожаловал вместе с Шуйским и со звонарем. Борису обрадовался:
— И ты с нами?! Ну, идемте скорей! Пока есть время, на птиц Божьих поглядим.
Поднялись на колокольню. Колоколов было семь: большой, пудов на сорок, два средних, пудов по десяти, остальные мелкие.
Годунов принялся оглядывать местность.
— Хорошая крепостенка! Затинных пищалей штук сорок.
— Береженого Бог бережет, — откликнулся Шуйский, по сам наблюдал за Федором Ивановичем.
Царевич вместе со звонарем ходил возле колоколов, пробовал рукой веревки, стучал деревянной колотушкой по колоколам, слушая, как отзываются.
— Средние-то — зело красные! — радостно крикнул Шуйскому, подзывая к себе кивками. — Никогда не звонил?
— Звонил… отроком.
— Зазвонные колокола тоже, видно, голосисты… Хочешь в большой бить?
— Сумею ли?
— Да ты сначала со звонарем. Потом приноровишься. — Позвал Бориса. — Шурин! Друг мой! Бери на себя средние.
— Уволь, Федор Иванович! Я погляжу, как ты звонишь.
— Никак его не приучу к колоколам! — пожаловался царевич Шуйскому. — Хороший, добрый человек, а звонить не смеет… Я ведь вижу — не смеет. А я люблю… Пошли на птиц-то поглядим.
В воздухе, то трепеща крыльями, то распластавшись, мелькали быстрые ласточки. Гулькали голуби, а какой-то их вожак чуть не рычал. Над Волгой совсем — низко прошли клином большие белые птицы.
— Лебеди! — В голосе Федора Ивановича прозвучала такая благодарность, и уж так он желал поделиться нечаянной этой радостью. У князя Василия сердце сжалось.
Годунов их беседе завидовал, в глазах его метались рыси.
— Эй, царевич! Царевич! — крикнул звонарь, торопливо набирая в руки веревки. — Пора!
Язык большого колокола оказался тяжелым. И хоть раскачивал его Василий Иванович вместе со звонарем, первый удар получился совсем робким. Колокол взрокотал, будто пробуждаясь.
Звонарь подбодрил князя улыбкой, и они ударили пуще.
— Бо-ооо-мм! — Медь пошла волнами по сторонам, не достигая еще небес, но прокатываясь по земле невидимым, неощущаемым ветром. — Бооооммм!
И тут царевич ударил в красные колокола, подсветил звук радостным пением зазвонных малых.
Годунов, зажимая уши, поспешил с колокольни вниз.
Царевич Федор этого не видел. Лицо его сияло восторгом. Они со звонарем были в таком понимании и счастье, что Василию Ивановичу сделалось совестно: се истинно люди Божии. Они живы, а он мертвец, сердце в нем — камень, который кладут на кадки, брожение давить.
Отзвонив, царевич подошел к Василию Ивановичу, в глаза посмотрел, улыбнулся:
— С птицами бы жить! Ты, слышал я, книги любишь. Приходи ко мне, почитаем.
Как не пойти?! Блаженный-то он блаженный, да батюшка за его обиду может спросить строго… Пойти — тоже накладно: Годунов насупился, один желает пасти обоих царских сыновей.
