В осанке Нагой бояре и народ углядели торжество, в осанке Шереметевой, в трепете руки ее, — беспомощную нежность, кою не спрячешь перед столькими-то опытными взорами.
А уж как было глядельщикам не сравнить отца и сына? Знали, крови на царевиче тоже немало, но ведь то отец повязал своего дитятю, как и всех слуг своих, кровавыми узами.
Лицом Иван-молодой открыт, челом высок, глазами серьезен, печален. Кто ведает, сколько выстрадал за свои двадцать семь лет?
На свадебном пиру, где отец и сын выглядели любящими друг друга, счастливыми, Шуйского не покидала мысль о выборе царевича. Хороша Елена, но отец ее, Иван Меньшой, побывал в Пыточном застенке, царь уличил его в измене, в службе крымскому хану, как и Мстиславского. Один из дядьев казнен, другой насильно пострижен в монахи, а уж этого монаха, Вассиана, Грозный зело не любил! Третий дядя предался польскому королю.
Иван Васильевич, если нынче забыл ради счастья сына про свои обиды, так завтра вспомнит.
Страшно было князю Василию Ивановичу на двойной свадьбе. Великий государь сыпал милостями: кравчего Бориса Федоровича Годунова пожаловал боярским чином, а чином кравчего третьего из Шуйских — Дмитрия Ивановича, свояка Годунову.
Дома, в постели, перекидываясь с бока на бок, Василий Иванович, как проклятый, терзал себя безотвязной мыслью: «А ну как царь-старик, сладострастен, а ну как помрет на молодой жене? Много ли служб сослужено Ивану-то Ивановичу? Андрей, слава Богу, служил царевичу, а вот я, старший, умный, шарахался от всякой близости, страшась вызвать подозрение Грозного».
29
В июне 1581 года великий государь с двором, с молодой женой, с царевичем Федором пошел в Старицу, на Волге пожить, в Успенском монастыре помолиться. Успенскому монастырю государь не раз жертвовал и земли и деньги. Отмаливал грех за убиение старицкого князя Владимира Андреевича — брата! — малых детей его, жены, матери-монахини. Введенскую церковь выстроил, диво шатровое.
Ивана в Старицу не взял, взял Федора. Федору двадцать четыре года, а как малое дитя. Все бы ему на птиц смотреть, как в небе летают, в колокола звонить. Раскраснеется на колокольне-то, уж так счастлив, что и пригож вдруг станет.
С Иваном тяжело стало. Если не скажет слова поперек, так поглядит! Глаза несогласные, упрямство в них дикое и тоска. Заждался последнего отцовского часа. С изменниками породнился. Оно, может быть, и умно приласкать великий боярский род, а все же измена-то уж в постель забралась!
Устал Иван Васильевич за старшим сыном приглядывать, всякое слово, им сказанное, ловить… Отдохнуть от Ивана захотелось, набраться блаженной радости Федора.
В первый же день, как приехали, пошел Иван Васильевич с царевичем Федором, с Годуновым, с Бельским, с тремя братьями Шуйскими на Волгу глядеть.
Солнце стояло за облаками. Обильная, в высоких берегах, вода от края и до края была как серебро.
— Не токмо грудь, но и душа дышит! — сказал Иван Васильевич, и по лицу его пошли тени, спадая одна за другой.
Князь Василий даже глаза ресницами прикрыл, боясь спугнуть ожидаемое. Ведь вот-вот сквозь личины явится сокровенное, истинное лицо Ивана Васильевича.
— Помолись обо мне, Федор! — сказал государь, дотронувшись до щеки сына, по бороденке его реденькой пальцами провел. — Я всех Старицких убил… Но ведь был же умысел посадить на царство Владимира мимо меня, живого помазанника Господнего. Владимир имел кроткую душу, да ведь и я, волк, прикидываюсь овечкой. Князю Андрею, отцу Владимира, государь Иван Третий дал Старицу, Алексин да Верею. Невелик удел, но князь Андрей был младшим сыном. В малолетство мое, еще при матери, при бабке твоей, Федор, блаженной памяти царице Елене, Андрей нахватал себе вотчин. Да ладно бы из корысти — о шапке Мономаха грезил. Повоевали его, поймали, когда в бега ударился, и кончил он жизнь свою в тюрьме. Такие они, Старицкие…
— Батюшка, не поминай о тюрьмах! Гляди, как хорош Божий свет! — Федор взирал на отца овечьими глазами, и было видно, как страдает душа его, касаясь души отца.
— Боже, Боже! И это мой сын! — Иван Васильевич замотал головой и положил голову на плечо Федору. — Чует мое сердце, Иван меня во грех введет.