Город оказался невелик, а король под рукой имел двадцать одну тысячу наемной пехоты да двадцать семь тысяч конных. Что для такого войска деревянная крепостенка с пятью тысячами защитников? По дороге поляки успели зажечь и взять Велиж, Усвят.
Канцлер и гетман Ян Замойский решил кончить дело одним общим приступом, но русские пушкари таким ветерком дунули на поляков, венгров, немцев и прочих — многим поотрывало головы. А когда, нахлебавшись собственной крови, гордые воители побежали, из Великих Лук вышли стрельцы, пробились до самых шатров гетманских и принесли в город королевское знамя.
Десять дней выстояли Луки Великие. Не спасли город царские послы, приехавшие к Стефану Баторию.
Князь Сицкий предлагал королю именем царя всю Курляндию, двадцать четыре города в Ливонии, Полоцк, но Стефан Баторий не желал мира. Он приказывал отдать всю Ливонию, Смоленск, Псков, Новгород, ну и, конечно, Великие Луки.
Четвертого сентября 1580 года деревянные стены осажденной крепости запылали. Воеводы послали десять человек договориться о сдаче города, но жаждущие наживы бешеные венгры самовольно кинулись в город и начали дикую резню. За венграми поспешили поляки, чтоб тоже не остаться внакладе.
Замойский едва спас двух воевод.
Прошлогодняя история повторилась. Полоцку не пришел на помощь Шереметев, Великим Лукам — Хилков. Его полк уничтожил под Торопцом князь Збаражский.
Пали Невель, Озерище, Заволочье.
Один воевода оршанский Филон Кмит, заранее именовавший себя воеводой смоленским, был сначала остановлен в деревне Настасьине, а потом и бит на Спасских лугах Иваном Бутурлиным. Сильно поредевший десятитысячный отряд Кмита потерял знамена, шатры, пушки, затинные пищали… Триста семьдесят человек попали в плен. Все это были литовцы.
Так закончился второй поход Стефана Батория, стоивший ему и польской казне очень больших денег.
Пока Великие Луки пылали в огне, горел Невель, полк князя Хилкова истекал кровью под ударами польской и венгерской конницы, великий государь царь Иван Васильевич и сын его царевич Иван Иванович играли двойную свадьбу.
28
Пятой венчанной женой Грозного стала Мария Федоровна Нагая. Смиренный владыка Антоний, митрополит стольного града Москвы, не посмел возразить государю и на этот раз, на себя взял грех.
Царевич Иван Иванович пошел под венец в третий раз. С первыми супругами, с Сабуровой, с Петраву-Соловой, жил по году. Отец находил сыну жен и сам же отнимал, отправляя прочь с глаз, в монастыри.
Князь Василий Иванович на венчании по старшинству рода своего стоял впереди, перед самыми Царскими Вратами, к тому же был дружкой царя на свадьбе. Зажжено было такое множество свечей, что лица венчающихся озарялись дивным праздничным светом, а все же князю было страшно. Хотелось быть дальше! Меньше видеть, меньше знать, меньше думать.
Лицо Ивана Васильевича сплошь покрывала паутина морщин. Тяжелые складки от носа вниз рассекали лицо, будто шрамами. У правой брови, которую Грозный часто нарочито ломал, глубокая морщина резала лоб на две неравные части. Один нос у царя был молод, да еще мгновениями глаза. Во время венчания глаза Грозного-жениха торжествовали. Невеста — сама юность — совершенная елочка, снизу доверху ни единого изъяна. А уж коль о белизне говорить, о румянце, то надо поминать лебедей, облака, белую зиму да пламень зари.
Царевич Иван венчался с Еленой Ивановной Шереметевой тотчас после отца.
В этом двойном венчании Шуйскому чудилось затаенное, зловещее коварство, прикрытое святостью обряда.
Слушок-то успел уже облететь сановную Москву: царевич без батюшкина указа нашел невесту по себе.
Когда отец и сын с юными супругами сходили, осыпанные золотом, с паперти, князь Василий Иванович наконец понял, отчего она, смертная тоска.
Сравнивали! Все стоявшие перед святым алтарем святейшего московского собора и здесь, у паперти, сравнивали: отца и сына, избранницу матерого и избранницу молодого, впервой взыгравшего супротив отцовской воли.
Елена Ивановна Шереметева была прекрасна иной красотою, нежели Мария Нагая. Сам ясный день явился свидетелем ее счастья. Все в этой деве было уютно и покойно. Лицо пригожее, в глазах от великого смущения посверкивало, так роса на листьях переливается ранним утром.
