Встретил духовенство и синклит лежа на высоких подушках, сказал внятно:
— Выберите, пока жив, царя, дабы не осиротело царство в жестокую годину нашествия. Выберите из князей Рюрикова рода, из гедиминовичей… Воля ваша. Однако ж родовитее многих мой сын Иван. Он и рюрикович, он и гедиминович, и с багрянородными Мономахами — одна кровь… Совершите деяние без мешканья, желаю ко Господу отойти в спокойствии за царство… Меня же простите, коли сил в себе найдете простить…
Побледнел, закрыл глаза. К царю врачи кинулись, а бояре вышли. Духовенство вскоре тоже выставили.
Думу думать бояре уселись в слободе. Судили, рядили, составили приговор — присягать царевичу Ивану Ивановичу. Поспешили известить о том умирающего, но умирающий ожил.
И уже через неделю нещадно побил палкой сына. При живом отце посмел позариться на достояние отцовское — на священные царские регалии, на трон, на власть, славу.
Москва ждала новых многих казней, да Господь миловал. Болезнь царя не была притворной, он, хоть и поднялся с постели, сил в себе не чувствовал, а жизнь приготовила ему еще одно испытание. Захворала и умерла цветущая красотой и здоровьем Василиса Мелентьева. Горе придавило гнев, утихомирило.
…Князь Василий Иванович Шуйский возвращался с войны, которую так и не видывал, в великом нетерпении, ибо зело наскучался по Василисе, но вместо жданных радостей окатили его новостью, как водой из ушата.
Василиса забрюхатела, и Дарья отправила девицу с глаз долой, к отцу-матери.
— Скалку! — крикнул князь, побелел — уши стали белы.
Бил Дарью по толстым ее ручищам, по жирной холке, по гузну толстомясому. Бил с наслаждением, приговаривая:
— Крикнешь — угощу в темя! До смерти!
Тотчас снарядили гонца с наказом: обидчиков, кто бы ни был, хоть отец родной, — выпороть. Саму Василису доставить в Шую, в большой дом, где она должна жить хозяйкой, пока не родит. А как родит, воротить в Москву. Ребенка растить в Шуе, приставив кормилицу и добрых нянек. Денег гонец повез — десять рублей, большие деньги.
Поплакал Василий Иванович: Микула Свят сказал правду. Так думалось князю. И про царя пророчество, как сон в руку, горевал ведь небось о Василисе Мелентьевой. Разливанных слез, конечно, не лил, а вместо соски стал государю Земский собор, созванный в январе 1580 года. Воевать да побеждать без денег невозможно. Соборным приговором обложили всю «землю» повинностью давать в казну дополнительные деньги. Было указано взыскать деньги со всех городов, со всего купечества. Добрался-таки наконец царь Иван Васильевич и до монастырских сокровищниц.
Во времена опричнины земли удельных князей, казненных, опальных, перешли большею частью к монастырям.
Собор приговорил: княжеские вотчины, когда-либо отданные в собственность монастырей, переходят на государево имя. Выкупать у церкви бывшие свои земли удельным князьям воспрещено.
Деньги в казне появились, но появились и новые расходы.
Из украинных городков скакали дозоры: в поле рыщут татарские разъезды. 17 мая под Тулою, Плавском, под Каширой воеводы отразили нападение Есенея-мурзы.
Пришлось отправить в Серпухов большой полк с боярином Федором Ивановичем Мстиславским.
Но нужно было ждать и Стефана Батория. Из Кракова царские соглядатаи доносили: под королевское знамя паны и шляхта идут с большей охотой, чем в прошлом году. Ивану Васильевичу доставили даже точную роспись королевских полков. В них насчитывалось 48 399 воинов. Вот только где ждать короля?
К Великим Лукам Грозный послал большой полк воеводы князя Василия Хилкова, полки Головина и Борятинского. Во Ржев воевод князя Семена Пронского, князя Андрея Куракина, князя Дмитрия Хворостинина. В Порохове стоял князь Иван Петрович Шуйский. Ему было приказано: если король придет к Смоленску, а не ко Пскову, не к Великим Лукам, поспешать на соединение с воеводами, стоящими во Ржеве. Общее командование переходило тогда к нему и к Ивану Васильевичу Годунову.
Стефан Баторий напал всей мощью своей ученой по-немецки армии на Великие Луки (потом уже стало известно: совет королю подал Федор Васильевич Шереметев). Последний ремонт деревянных стен в Великих Луках производил Иван Андреевич Шуйский, шестнадцать лет тому назад.