Тороп вернулся в Киев, но там никого не было. Несмотря на то, что войска вышли раньше на целые сутки, он догнал их на следующий день.
Когда ратники, шедшие сухим путем, заметили приближающегося всадника, они думали, что из Киева несется гонец, и остановились, но, узнав Торопа, расхохотались: он был весь в пыли и еле переводил дыхание.
— Что попритчилось тебе, Торопушка? — спросил у него воевода киевский. — Аль тебе тесно сделалось в Киеве?
— Да, воевода, очень тесно… От Вышаты да Божерока в степи будет тесно… А где князь? — спросил он Светорада.
— А, соскучился по нем!
— Соскучился, да и дело поведать надо…
— Ну, дружок, далеконько тебе придется гнаться за ним… Нет, ты уж лучше отдохни да иди с нами: к одному концу все придем.
Через несколько дней войска Владимира дошли до Перемышля, в котором были хорваты и Олаф; однако после первого же боя они были выбиты из города, и Олаф с позором бежал. После Перемышля были взяты и другие города, и хорваты покорились; на них была наложена дань от каждого плуга.
Радуясь такой легкой победе, Владимир вспомнил слова Марии и подумал: «А ведь правду сказала она, что если Бог не захочет, то я не буду победителем… Жаль только, что Олаф опять ускакал…»
Победив хорватов, Владимир не хотел возвращаться в Киев и пошел на вятичей, которых победил также легко, и поздней осенью прибыл в Вышгород, в котором у него было триста жен. Туда он пошел с тою же целью, с какою в последний раз был в Предиславине, но и здесь не увидел тех, кого хотел найти.
— Не везет нам, Извоюшка, — сказал Владимир, — и здесь их нет.
— Да пошто им здесь быть, государь, — отвечал Извой, — коли они в Предиславине.
— Сам видел, что нет.
— Мы-то видели, что их там нет, потому что Вышата не показал их, а они сидят и теперь в светлице у Буслаевны.
— Кто тебе сказал?
— Спроси у Торопа: он сам видел их да за это попал под замок.
— Тороп! — позвал Владимир.
— Правду молвит Извой, — отвечал Тороп, — потому я и отстал от дружины, что сидел под замком.
Владимир ничего не сказал, но решил, что если Вышата прячет их, то, видно, уж они больно хороши…
Однако не долго пришлось отдохнуть Владимиру в Вышгороде: покоренные им вятичи восстали, подстрекаемые Олафом. Бежав из Перемышля, он пришел к ним и сказал, что Владимир не князь, что в его дружине есть настоящий князь, который должен сидеть на киевском столе и править Русью.
Когда Владимир выступил против вятичей во второй раз, пришлось потратить немало времени чтобы их победить.
Рати дрались без устали несколько часов подряд.
Владимир стоял со своей свитой на холме и смотрел на своих ратников, которые то отступали, то снова бросались в бой. Но вот его рати начали отступать, и Владимир посмотрел на Извоя и Руслава, прося их совета.
— Руслав, — сказал Извой, — не дадим им посмеяться над нами… Вперед!..
И не успел князь сказать им и слова, два витязя ринулись в бой. Киевляне с новой силой бросились вперед и разбили вятичей.
Олаф, видя, что битва проиграна, спрятался под убитой лошадью, когда поле брани очистилось, прополз в лес и там пролежал до вечера. Вятичи признали себя побежденными и сдались.
После этого Владимир поехал в Белгород и пробыл там до весны следующего года; там замыслил он новый поход на ятвягов, и едва только пообсохла земля и трава покрыла землю роскошным ковром, он двинулся в поход. Покорив ятвягов, он обложил их данью.
Эти победы очень соблазняли князя, и он хотел совершить еще один поход на радимичей, но старейшины уговорили его дать отдохнуть войску и вернуться в Киев.
Владимир согласился возвратиться в Киев, где его встретили с большим торжеством и почетом.