Тем временем к избушке подъехали возы, а вместе с ними Прастен с Зыбатой и Улебом.
— Где же этот старик, — спросил, хмурясь, Прастен, — отчего он ушел?
— Андрей молится своему Богу! — ответил Владимир.
— Разве он не видел, что мы пришли к нему?
— Видел… Настало время его молитвы, и он ушел.
— Стало быть, нам ждать?
— Подождем!
Прастен нахмурился еще более. Он уже был обижен поступком христианина, но сдерживался и только, обернувшись к невольникам, крикнул им:
— Разгружайте!
Неудовольствие Прастена передалось и его спутникам.
Владимир Святославович, как более привычный к христианам, менее других был смущен поступком Андрея. Пылкий Улеб негодовал. Зыбате было неловко, потому что он понимал, что отец его явился сюда исключительно ради него, и Зыбата боялся, как бы оскорбленный Прастен не забылся и не обидел бы старца. «Как там отец хочет, — размышлял Зыбата, поглядывая на искаженное злостью лицо Прастена, — гневайся он, как ему только угодно, а Андрея ему я в обиду не дам. Княжич Владимир тоже за меня будет, в случае чего вдвоем справимся…»
Прастен продолжал сдерживать свой гнев, хотя и его лицо, и глаза, горевшие злобой, выдавали его чувства. Он распоряжался разгрузкой возов, словно нарочно медля с этим делом, чтобы дать себе время успокоиться.
Дары Прастена были великолепны. Медвежьи и лисьи меха, воловьи продубленные шкуры, всякая тканая одежда привезена была в огромном количестве. Словно не об одном, а о целом десятке человек заботился отец Зыбаты. Мешки с пшеницей, кувшины с вином занимали целый воз.
Щедро расплачивался Святославов воевода за добро, оказанное его сыну!
Владимир, присевший на обрубок дерева, заменявший собою около хижины Андрея скамью, рассеянно смотрел, как разгружали воза. Почему-то обратил на себя его внимание один из печенегов, пленников Прастена.
Это был почти уже старик, но самое его обхождение с остальными его товарищами показывало, что до неволи он был между своими значительным лицом; заметна была привычка приказывать и вместе с нею уверенность, что каждое приказание будет беспрекословно исполнено.
— Слушай, Прастен, — спросил Владимир, — откуда у тебя этот печенег?
— Который, княжич?
— Вон тот, старик!
Прастен засмеялся.
— А, ты заметил этого старого пса! Он был старейшиной племени. Я взял его в бою. Он мой, как воинская добыча. Хочешь посмеяться, княжич?
И, не дожидаясь ответа Владимира, Прастен крикнул:
— Эй ты, старый печенежский пес!
Невольники вздрогнули от этого оклика и перестали работать. Услышав голос своего властелина, рабы испуганно смотрели на Прастена, только один старый печенег стоял, выпрямившись и скрестив на груди руки.
— Тебе я говорю или нет, — воскликнул Прастен, — подойди сюда и принеси кнут, которым погоняют волов.
Старый печенег, не торопясь, взял кнут, подошел к Прастену.
— Дай сюда! — крикнул Зыбатин отец. — Когда нужно говорить с такими собаками, кнут должен быть всегда в руках. Если вы видите кнут, становитесь понятливее. Ну! Что я тебе сказал!
Старик пленник бросил кнут к ногам Прастена и замер перед ним в своей презрительной позе.
Вся его фигура, лицо выражали презрение к своему властелину.
— Батюшка, — склонился к отцу Зыбата, — ради меня оставь его, не бей!
— Прочь, мальчишка! — не своим голосом заревел Прастен. — С каких пор это повелось, что сыновья учат отцов?
— Я, батюшка, не учу тебя, а только прошу…
— Молчать! А ты, негодная собака, — обратился, засверкав глазами, Прастен к печенегу, — все еще думаешь о своих степях! Тебе все еще снится свобода… Забудь, проклятый, о ней. Я господин твоей жизни и, когда захочу, убью тебя!
— Ну так что же, — гордо тряхнул головой, печенег, — убивай! Или ты думаешь, что я боюсь смерти? Тебя не боюсь, а смерти и подавно.
— Ого, как заговорил негодник, — весь дрожа от гнева, закричал Прастен, — слышишь, княжич, как теперь рассуждают презренные рабы! Но я тебя научу повиноваться, ты будешь делать то, что угодно мне.
— Я никогда не отказывался исполнять твою волю, — твердо произнес старик. — Боги ввергли меня в несчастье, они не дали мне смерти, не даровали мне и такого наслаждения, как убить тебя. И вот я твой раб и ты волен надо мною.