Непонятное смущение овладело юношей. Рыдания подступили к горлу, и он чувствовал, что вот-вот расплачется, что не хватит сил справиться с собой. Он искренно давал себе слово возвратиться в этот приют отшельника.
Наконец настало утро, когда Зыбата должен был покинуть хижину.
Чудесное ясное утро уже наступило, сменив собой серую мглу рассвета. Отрадный холодок, предвестник скорого зноя, овевал путников, не давая усталости овладеть их членами. Отшельник и Зыбата шли не спеша. Вскоре они вышли на опушку леса, невдалеке блестел широкой лентой Днепр.
Андрей, желая сократить тяжелые минуты прощания, слегка подтолкнул Зыбату и сказал:
— Иди, иди! Мы уже простились! Прощай!
Вслед за этим он, круто повернувшись, быстро пошел к лесу.
Зыбата кинулся было за ним.
— Отец, погоди, позволь мне еще раз обнять тебя! — кричал он.
Андрей, не останавливаясь, махнул ему на ходу рукой и скрылся в чаще кустарников, окаймлявших с этой стороны лес.
Зыбата не решался последовать за ним. Он немного постоял в нерешительной задумчивости, а потом стремглав побежал к Днепру.
Утро уже сменилось днем, солнце высоко стояло на небе. Когда Зыбата подошел к Киеву, он заметил на противоположной стороне какое-то особенное оживление. Это прежде всего кинулось ему в глаза. У киевского берега стояли бесчисленные военные струги, снаряженные для скорого отправления в путь, несколько выше по Днепру зачалены были у берега высокие с приподнятым носом ладьи, в которых, по типу постройки, Зыбата узнал новгородские суда.
Сначала Зыбатой овладело было любопытство, но нетерпение увидать своих пересилило в нем это чувство. Вскочив в один из челноков, стоявших у берега, юноша поспешно оттолкнулся и, ловко управляя единственным веслом, поплыл через тихо катившую свои волны реку.
Чем он более приближался к противоположному берегу, тем все громче доносились до него крики, шум, гам, стоявшие там. «Что это такое? — подумал Зыбата. — Княжеские струги в полном вооружении, новгородские ладьи. Уж не мятеж ли в Новгороде и не идет ли князь Святослав усмирить непокорных?»
Наконец челнок ткнулся носом в береговую отмель. Зыбата спрыгнул прямо в воду и ринулся вверх по тропинке, ведшей к вершине горы.
Однако на пол пути он остановился. Сыновнее чувство вновь начало бороться в его сердце с любопытством и после недолгой борьбы взяло верх. «Обниму родных и побегу в Детинец, — решил он, — коли так шумят, так не скоро еще разойдутся!»
Жилище Прастена, отца Зыбаты, стояло недалеко от пути с берега в Детинец. Нужно было несколько свернуть в сторону, чтобы попасть в него. Зыбата побежал по горе, но вдруг его остановил, поймав за руку, молодой дружинник.
— Зыбата?! — удивился он.
— Улеб!
— Откуда? Ты жив! Мы все думали, что ты погиб в лесу…
— Жив, жив! — отвечал приятелю Зыбата.
— Что же с тобой приключилось?
— После…
— Заблудился?
— Да… Потом меня схватила огневица…
— И ты как же? Один был?
— Нет, там в лесу старик христианин…
— Знаю, слышал… Он был когда-то храбрым воином… С Игорем ходил на Царьград…
Зыбате было не до рассказа приятеля.
— Что там? — махнул он рукой в сторону Детинца.
— Да ты еще ничего не знаешь? Княгиня умерла.
— Какая?
— Княгиня Ольга; ее уже похоронили на Щековице у христиан… Князь Святослав уходит на Дунай завоевывать болгарское царство.
— А чего же там шумят? Кто?
— Новгородцы!
— Им-то что надобно.
— Требуют себе князя… Прослышали, что Святослав уходит и хотят, чтобы он поставил им своего сына. Да ты куда? Пойдем. Вот будет радость-то! Княжич Владимир как о тебе беспокоился, все спрашивал, не возвратился ли ты, а потом и ждать тебя перестал.
— Я побегу сперва к матери, потом приду.
— К матери? Иди! Она все глаза выплакала по тебе. Иди, иди! Обрадуй ее.
— А Прастен?
— Отец-то твой? Он там, — указал Улеб на Детинец, — он идет вместе с Святославом на Дунай. Не сидеть же ему здесь.
— И я пойду с князем Святославом, — встряхнул головой Зыбата, — буду воевать с болгарами.
Ладно! Вместе, стало быть, пойдем! Спеши же к Предславе, я подожду тебя здесь, а там пойдем в Детинец. Вот друзья-то обрадуются!
Улеб уселся на придорожный камень. Зыбата кинулся со всех ног по чуть заметной тропке. Теперь ему все чаще и чаще стали попадаться окруженные зеленой стеной из деревьев и кустарников хоромы, в которых жили наиболее зажиточные из славянских дружинников князя Святослава.
