Умерла и кроткая Евдокия-Берта, умерла тихо, без жалоб, зная, кто займет ее место.
Красавица Анастасия стала открыто бывать в императорском дворце.
Роман, мало огорченный смертью супруги, вел прежнюю разгульную жизнь, пользуясь слабостью отца, углубленного в свои научные труды. Порфирогенет был всецело поглощен своим сочинением «Об управлении империей»…
Он не ошибался…
Потомство, даже отдаленное более чем тысячелетием, воздало должное его ученым трудам, и кропотливый исследователь-ученый действительно заставил забыть слабого, безвольного, не способного к делу управления государством императора…
Его супруга Елена занималась делами великой империи почти полновластно, спрашивая у Константина только утверждения своих решений.
Набеги варваров прекратились, и даже болгары не нападали на север Византии, о запонтийских варварах-славянах с их воинственным князем Святославом также ничего не было слышно, и уже шли разговоры, что пройдет еще немного времени и эти варвары благодаря мудрым действиям правительства станут верными слугами великой империи..
Но вдруг прошел слух, чрезвычайно встревоживший всех тех, кто стоял во главе империи…
Купцы, пришедшие с Днепра, принесли весть, что в Киев идет посольство короля Оттона.
Оттон недолюбливал римского первосвященника — папу Иоанна XII, но поддерживал с ним дружеские отношения и даже обещал ему, что все славянские земли будут обращены в христианство по обряду римской церкви. Посольство в Киев все-таки было снаряжено и находилось на пути на Днепр в то время, когда об этом узнали в Константинополе.
Елена и Полиевкт имели довольно подробные известия о том, в каком положении находится дело на Днепре, от Григория. Нельзя сказать, чтобы эти известия были особенно утешительны. Григорий сообщал о колебаниях, высказываемых Ольгою, и однажды даже высказал сомнение в успехах всего предприятия.
Императрица Елена обвиняла во всем Ирину; патриарх Полиевкт, осведомленный лучше и знавший в мельчайших подробностях все, что задумано было Феофилактом, старался успокоить пылкую Елену, убеждая ее, что Всемогущий Господь не оставит Византию и на этот раз, как Он не оставлял ее своей помощью и прежде.
Между тем вести из Старого Рима приходили все тревожнее и тревожнее.
Там говорили о присоединении славян к римской церкви, как о свершившемся факте.
— Святейший! — восклицала Елена, встречаясь с патриархом, — что же это?
— О чем, великолепная, ты спрашиваешь? — осведомлялся тот.
— Ты имеешь вести из-за Понта?
— Да, великолепная!
— Послы Оттона там?
— Быть может…
— Ты так спокоен, так равнодушен, святейший!
— У меня нет особенных причин беспокоиться…
— Но славяне?
— Они не пойдут к Риму.
— Не пойдут?
— Никогда!
— Почему?
— Славяне слишком свободолюбивый народ, Рим же требует подчинения… Потом Рим слишком далек от них. Только немногие бывали на Тибре, и в землях славянских ничего на знают об его великолепии, народы же варварские всегда подчиняются тому впечатлению, какое производит на них внешность. Для них Рим — это пустой звук; их можно было бы принудить склониться в ту сторону мечом, но славянские народы слишком многочисленны, чтобы их завоевать… Это не под силу даже великому Оттону. Даже нам и то не удалось бы это… Нужно неисчислимое воинство, чтобы бороться с этими рассеянными на неизмеримых пространствах племенами, где они так же быстро появляются, как и исчезают… У себя в своих равнинах они неуловимы…
— Ты изучал страну славян, святейший?
— Мне принадлежит лишь малый труд… Над всем трудился почивший Феофилакт, я лишь уразумел то, что явилось плодом его размышлений.
— Но что ты скажешь сам?
— Я скажу тоже, что и мой предшественник. Все нужно предоставить времени. Славянские земли сами тяготеют к нам, и нужно только делать неустанно посевы, чтобы на ниве взошла жатва…
— А Рим?
— Я твердо верю, что Рим не опасен… Лишь немногие из славянских народов — те, что живут по окраинам, быть может, пойдут к Риму… Все же остальные сами склонятся к Византии… Еще раз говорю, Рим не соперник нам…
Елену не успокоили слова патриарха, и она с волнением следила за тем, что происходит на Днепре.
