Слуга-мулат, разлив по стаканам красно-чёрное вино, удалился, смиренно пятясь задом. Питер Блад предложил выпить за процветание Испании и за гибель идиота Якова, сидящего на английском престоле. Вторая часть его тоста была абсолютно искренней. Адмирал громко рассмеялся:
– Ах, синьор Сангрия! Право, какое же удачное прозвище… Не забывайте, что его католическое величество и король Яков добрые приятели, и, следовательно, подобные тосты неуместны, но, поскольку у вас есть особые причины ненавидеть этих английских псов, мы, конечно, можем выпить, господа, но неофициально. Так сказать, тихо и не чокаясь! Как за покойника!
Все старательно рассмеялись даже громче адмирала и неофициально выпили за скорую гибель короля Якова с ещё бо́льшим энтузиазмом. Затем юный дон Эстебан, беспокоясь за судьбу папочки, объявил, что им пора бы и возвращаться.
– Мой отец торопится в Сан-Доминго, – извиняясь, объяснил юноша, – он просил меня прибыть сюда только для того, чтобы крепко обнять вас за шею, дорогой дядя.
– Увы, но мальчи-ик прав, – поддержал Блад, хотя вино ему понравилось, и будь его воля, он бы охотно задержался в столь приятной компании хоть до вечера, – мы п-просим вашего разрешения откланяться.
Дон Мигель, разумеется, даже и не собирался их задерживать.
Подходя к верёвочному трапу, Блад грозно зыркнул на матросов «Энкарнасиона», которые, перегнувшись через борт, втаскивали тяжёлые сундуки и пытались болтать с гребцами шлюпки, качавшейся на волнах глубоко внизу. Но люди из команды «Синко Льягас» благоразумно держали языки за зубами.
Адмирал попрощался с Эстебаном нежно, а с Бладом приятельски:
– Весьма сожалею, что приходится расставаться так скоро, дон Педро Сангрия. Мне бы хотелось, чтобы вы провели больше времени на «Энкарнасионе».
– Ну, если не в кандалах и не в душном трюме…
– Ха-ха, льщу себя надеждой, что мы вскоре встретимся, кабальеро!
– Не льстите себе, уж я-то точно постараюсь держаться от вас подальше, дон Мигель, – с церемонным поклоном пробормотал себе под нос капитан Блад.
Он первым спустился в шлюпку, и, уже оставляя за кормой огромный корабль, с гакаборта которого адмирал махал им рукой, они увидели, что «Энкарнасион», подняв паруса и делая поворот оверштаг[28], приспустил в знак прощания флаг и отсалютовал им холостым пушечным выстрелом.
На борту «Синко Льягас» у кого-то хватило остатков ума ответить тем же (в смысле не из той самой пушки) и пальнуть холостым, а не ядром по ватерлинии. Комедия счастливо заканчивалась, но финал её был неожиданно окрашен в мрачные цвета.
Когда они поднялись на борт уже родного корабля, их встретил не на шутку перепуганный Хагторп.
– Я вижу, что ты уже это заметил, – тихо буркнул Блад.
Бывший офицер королевского флота непонимающе взглянул на него и прокашлялся в кулак.
– Как можно было не заметить, когда этот дон Диего… – начал было Хагторп, но юный Эстебан побледнел, как льняное полотно, и бросился к ним.
– Вы не сдержали слова, мерзавцы? Что вы сделали с моим отцом?! – закричал он, а шестеро испанцев, стоявших позади него, громко зароптали.
– Мы не нарушали обещания, – решительно рявкнул подоспевший Волверстон, и ропот сразу умолк, – никто его не трогал, но в какой-то момент он просто порвал верёвки, словно гнилые нитки, сбил двоих наших и заперся в капитанской каюте!
– Ложь, всё ложь! – рыдая, кричал Эстебан. – Вы хотите сказать, что подло убили его и отнесли в капитанскую каюту? Что произошло, говорите же?!
Хагторп виновато посмотрел на юношу.
– Насколько я могу судить, – сказал он, – твой отец, он… превратился в вампира.
Возмущённый подобным предположением, дон Эстебан влепил Хагторпу пощёчину, и тот, конечно, ответил бы ему тем же, если бы Блад не стал меж ними.
– Никаких драк на моём корабле, – жёстко приказал доктор, – ты первым оскорбил мальчишку, говоря в таком тоне о его отце.
– Какие оскорбления, какой тон? – фыркнул Хагторп, потирая щёку. – Говорю же вам, в него вселилась дьявольская сила, и клыки выросли! Пойдёмте, посмотрите сами.
– Мне нечего смотреть, – опустив голову, вздохнул Блад, – он начал превращаться уже давно, пару месяцев назад, я видел следы от вампирских клыков у него на запястье, когда щупал его пульс.
